В поисках Алибранди - [28]

— Ну прекрасно. Вот так и узнаешь, что мама жалеет, что вообще меня родила и я теперь мешаю ей быть человеком, — проорала я, уходя на кухню. Там открыла духовку и принялась пропускать пирог через измельчитель отходов. — Только помни, что он хочет не просто за ручки подержаться!

— Как ты смеешь мне такое говорить? — ахнула мама, с грустью качая головой.

Я убежала к себе и сунула пальцы в уши, чтобы она от меня отстала, но она меня догнала.

— Ты очень себялюбивая неразумная девочка, Джозефина. Когда-нибудь ты поймешь.

— Да пошла ты со своим пониманием! — крикнула я и принялась разбрасывать книги по комнате. — Зачем мне тебя понимать, если ты сама тоже не понимаешь, что я пережила? Я вообще-то страдала, и где ты была тогда со своим пониманием?

Брезгливо поморщившись, она вышла из комнаты.

— Надеюсь, я сегодня умру, и ты до конца жизни будешь жалеть, что ушла! — бросила я ей вслед.

— Не знаю, что я такого натворила, раз бог послал мне такую дочь, — вздохнула мама.

— Могу сказать, что ты натворила с…

Она в бешенстве ткнула в меня пальцем:

— Больше ни слова!

Мы вызывающе смотрели друг на друга, и ни одна не отводила взгляд.

— Ты разбиваешь мне сердце, Джози.

Она оставила меня дома одну. Не знаю, почему я на нее злилась. Знаю только одно: не хочу, чтобы моя мама выходила замуж ни за кого. Хочу, чтобы мы были только вдвоем, и злюсь на нее даже за мысли о ком-то третьем.

Она вернулась в двенадцать тридцать девять и открыла дверь моей комнаты.

Я притворилась спящей, но она знала, что я не сплю.

— Я прекрасно провела время, — поделилась мама. — Поняла, что знаю больше, чем думала. У меня дочка-всезнайка, и поэтому я стала матерью-всезнайкой. Я ему нравлюсь, и наконец-то кто-то считает меня интересной не только потому, что я мама Джози или дочка Кати, но потому что я — это я. И ты ничего не сможешь сделать, Джози, чтобы у меня это отнять.

Она захлопнула дверь, и мне захотелось разреветься. Потому что я не хотела отнимать у мамы радость. Мне просто не хотелось, чтобы эту радость ей дарил посторонний мужчина.

Глава десятая

Я работаю в «Макдоналдсе» уже несколько недель. Он стоит на Парраматта-роуд, поэтому внутри постоянно множество людей. Кто бы ни решил построить здание именно в этом месте, он точно был очень умным, потому что «Макдоналдс» оказался расположен не только у дороги в центр, но и близко к Сиднейскому университету и больницам на Мисседен-роуд. Также это значит, что сюда приходят вся шпана из центра и с запада. Одна прогулка по стоянке до двери уже кошмар. Никто не сидит внутри, за исключением семей. Все подростки тусуются на стоянке, соревнуясь в громкости магнитол и рева двигателей.

Вчерашняя сцена дала мне понять, что эта работа — не совсем то, чего мне хочется, но говорить об этом маме я не желаю, потому что мы не разговариваем.

Буду первой и признаю, что повела себя слишком эмоционально. Но ссоры, ор и крики кажутся нормальными, а извиняться и быть паинькой — как-то стыдно. Я пыталась извиниться всю неделю, но слова не шли. Знаю, я наговорила много лишнего. Моя жизнь не настолько плоха, как я изобразила, и иногда я считаю свои проблемы надуманными, но не могу не загоняться. Начинаю понимать, что иногда веду себя эгоистично, и пытаюсь найти слова, чтобы извиниться перед мамой и понять нонну хоть в чем-то.

В любом случае вчера в «Макдоналдсе» мы с Анной работали на кассах и туда заявилась вся городская шпана, включая Джейкоба Кута, Антона Валавича и кучу их шумных друзей. Когда я вижу Джейкоба, стараюсь не обращать на него внимания. Не вполне понимаю, почему. Не то чтобы он мне не нравился. Думаю, я сторонюсь его, потому что если подниму на него глаза, могу поймать ответный взгляд, а я не уверена, куда это нас заведет.

Примерно в половине одиннадцатого в зал завалилась толпа орущих придурков, и в их предводителе я узнала своего бывшего соседа. По-моему, я уже упоминала Грега Симса. Именно он назвал меня нагулькой, когда мне было десять. Он вообще ужасный задира. Однажды я видела, как он подошел со спины и ударил другого мальчишку по голове кирпичом, а он тогда был совсем ребенком.

Думаю, Грег Симс рано или поздно угодит за решетку, а если и нет, то сдохнет где-нибудь в грязном переулке от передоза. Я это поняла при первом же взгляде на него и до сих пор не изменила мнения.

Мы с мамой называем период жизни по соседству с Симсами «кошмарными годами». Мистер Симс регулярно напивался и выкрикивал непристойности в адрес моей мамы. Помню, мы запирали дверь на ночь, боясь, что он вломится к нам в дом. Иногда мы просыпались утром, выходили на улицу и видели, что весь наш задний двор усыпан жестянками из-под пива. В соседском доме постоянно орали. Однажды мама среди ночи позвонила в полицию, потому что услышала громкий плач. На следующий день мистер Симс притащил к нам все свое семейство и потребовал не лезть не в свое дело. В другой раз он напился и врезался на своей машине в наш забор. Мы снова вызвали полицию, и его лишили прав, а из-за этого уволили, потому что он работал водителем в службе доставки.

После этого обстановка стала совершенно враждебной. Грег Симс продолжал обзываться, а я как раз начала понимать, что означают эти обидные слова, и поэтому каждый раз плакала, а он, зная, что я расплачусь, не отставал. Бабушка твердила, что будь у нас в доме мужчина, такого бы не происходило, а маму это злило, и они ссорились. Когда мы переехали в Глиб, я вздохнула с облегчением.