В пещерах мурозавра - [18]

Бабоныко снова сунулась в гардероб, и хотя она пробыла там не больше секунды, выглянула оттуда словно другая женщина — которая ничего не знает и ни в чем не уверена:

— Анюнечка, у меня нервы сдают… Это ужас, сколько здесь муравьев.

— Может, они решили в твоих платьях сделать муравейник?

— Му-ра-вей-ник? Но так же нельзя! — Бабоныко чуть не плакала. — Я же должна носить платья. Что-то надо предпринимать! У меня крепдешин… Что делать? Анюня, вас же учат всяким таким вещам. Что можно сделать?

— Залить все платья керосином, — сказала, подумав, Нюня.

— Керосином? Но как же я их потом носить буду? Они же могут вылинять!

— А можно еще сжечь дом, — с воодушевлением сказала Нюня, вспомнив рассказы Фимы о том, как покидают деревни, спасаясь от муравьев, несчастные люди.

— Сжечь? Как же так?! — заволновалась Бабоныко. — А жить мы где будем? И потом это же не наш дом, а государственный.

Она вылезла из гардероба, подумала и пошла к Тихой, и Нюня тоже пошла с нею.

Они постучали в дверь к бабушке Тихой, но ответа не услышали. Что ж, ничего удивительного в этом не было. Тихая частенько не считала нужным отвечать на вопросы или на стук. Но они толкнули дверь, и она оказалась незапертой, а это уже было удивительно: бабушка Тихая всегда запиралась. В приоткрывшуюся дверь они увидели Тихую, которая сидела на кровати, подобрав ноги, как путешественник на плоту. Тихая видела, что они приоткрыли дверь и смотрят на нее, но ничего не сказала. Ничего она не сказала и тогда, когда они шире открыли дверь и вошли в комнату.

Четыре ножки кровати, на которой сидела бабушка Тихая, были поставлены: в ведро с водой, в шайку с водой, в миску с водой и в кружку с водой. Теперь они увидели, что Тихая на них и не смотрит, а смотрит то на ножки своей кровати, помещенные в посудины с водой, то на половики, по которым шныряют целыми полчищами муравьи.

Видно, это зрелище ей совсем не нравилось, потому что она вдруг соскочила с кровати и начала энергично повязывать косынку.

— Вы хотите заявить в милицию? — робко спросила Бабоныко.

— А што ж? Дойду и до милиции, если словлю Ехвимку, — загадочно сказала Тихая и поглядела на Нюню, словно говоря: «Беги, докладывай своему дружку».

— А при чем здесь Фима?! — удивилась бабушка Матильда.

— При том — при чем! — непонятно, но энергично сказала Тихая. — Пойду на саму пидстанцию.

— На саму… на санэпидстанцию! — догадалась Бабоныко.

— А нет, так и до прокурора дойду! — отрезала Тихая, вытолкала их из комнаты и навесила на дверь замок.

— Фима, а Фима! — окликнула Нюня, когда Тихая ушла, и, хотя он не отвечал, сказала: — Фима, знаешь что? Бабушка Тихая ушла на саму… на санэпидстанцию… из-за муравьев… что они везде ползают… У нее кровать в тазах и кастрюлях с водой стоит, могла бы и спать спокойно, так нет, побежала. И слышишь, Фима, она сказала, что «как поймаю Ехвимку, в милицию заявлю…» Она, не смотри, что старенькая, она быстро бегает…

Прошла секунда или две, и Фима вдруг ответил нежным своим голосом:

— Спасибо за информацию… Иди спокойно домой… Я приму меры…

Нюня даже заробела от таких взрослых слов. Она села на подоконник и стала смотреть на муравьев. Сначала их стало вроде бы даже больше. Потом в воздухе запахло чем-то кисловатым. Впрочем, этим летом в доме вообще все время пахло чем-то кисловатым. Однажды даже Тихая решила, что у бабушки Матильды в столе что-то скисло, и полезла проверять. Бабоныко ужасно оскорбилась тогда.

— Я ведь, кажется, не сую нос в ваш стол, — сказала она.

— Ешшо как суешь! — нахально обругала ее Тихая и весь их стол пронюхала, но ничего такого не нашла.

Пока Нюня сидела на подоконнике и вспоминала все это, муравьи стали куда-то пропадать. А потом она услышала, что калитка скрипит и скрипит крыльцо; вошла большая женщина с большой бутылкой, а за ней семенила бабушка Тихая.

— Ну, показывайте, где у вас миллионы насекомых! — распорядилась большая женщина.

Бабушка Тихая поглядела вокруг себя и невнятно забормотала. Большая женщина заглянула туда, сюда и укоризненно сказала:

— Вы, бабушка, если не знаете, что такое много муравьев, зайдите к вашим соседям по улице.

Потому что муравьи, конечно, были в доме, но так, немножечко, от нашествия и следа не осталось.

Тем не менее большая женщина потребовала ведро, и Тихой ничего не оставалось, как принести его. Женщина развела в ведре черную вонючую жидкость и начала обрызгивать все вокруг, велев вынести во двор съестное.

Бабоныко, выглянув и увидев такое, заперлась у себя в комнате и из-за двери сказала:

— Нет-нет, благодарю вас, нам брызгать не надо, у нас их и нет вовсе, мы не нуждаемся.

— Вот, учитесь у сознательных старушек, — сказала большая женщина бабушке Тихой.

На стук большой женщины в Фимину дверь никто не отозвался, хотя Нюня знала: Фима никуда не уходил.

Глава 17 Всякие очень большие числа

Самое многое через месяц после этих происшествий и недели за полторы до исчезновения Фимы Нюня и куклы повидали такое, что, вздумай они кому-нибудь рассказать, никто бы не поверил. Но они и не думали рассказывать. Во-первых, разведчики умеют хранить тайну. Во-вторых, — и это главное — Фима понял их и подружился с ними. А Мутичку даже полюбил. Сам сядет за микроскоп, а ее рядом посадит и растолковывает что-то.