В пещерах мурозавра - [16]

Да и запах вроде бы изменился. Теперь он больше напоминал ванильные пирожные. И только Нюня успела об этом подумать, как Бабоныко заворочалась и стала поспешно одеваться.

— Что это печет Тихая, интересно?.. И надо же, какая скрытность, — с утра, когда никого на кухне нет…

Но, к великому удивлению Бабоныки, на кухне не было никого, и духовка была совершенно холодной.

В раздумье Бабоныко постояла у двери бабушки Тихой, даже подняла уже руку постучать, но вспомнила, наверное, неприветливость Тихой и, вздохнув и поведя бровями, пошла к себе.

Нюня к себе не пошла. У нее было в коридоре секретное совещание с куклами. Нюня слышала, как, приоткрыв дверь и постояв на пороге, выскользнула в коридор Тихая. Она ворчала:

— Ныка-заныка, спела земляника… Весь дом одеколонами завоняла. А, штоб тебе!

Но потом ей, видно, тоже почудилось в запахе что-то сладкосъестное. Тихая замерла и задрожала носом. Она сразу поняла, откуда запах, не то что Бабоныко. Подкатившись к Фиминой двери, бабушка Тихая немного постояла, склонив голову, потом постучала маленьким кулачком в дверь:

— Сосе-е-дка-а, — пропела она, — а соседка!

Нюня чуть не прыснула — все же знали, что Фимина мама на дежурстве.

— Ехвимочка! Ехвимушка, ты дома? Открой-ка, што я тебе скажу!

За дверью молчали, но что-то упало и покатилось в Фиминой комнате.

— Ехвимочка, деточка! Я же-ть знаю, што ты в дому у себе! Што ж ты не откроешь бабушке Тихой? А я ешшо тебе медком угошшала! Штой-то, Ехвимочка, конхветой пахнеть, и я пришла спросить, не у тебе ли ето?.. Ехвим, што же ты скрываешьси? Я же знаю, што ты в дому!

Но запах стал каким-то другим, кислым и неприятным, и с бабушки Тихой враз соскочила ласковость.

— Ехвимка! — сказала она. — Што его ты там вытворяешь? Чем пахнеть на всю квартеру? Открой, не то милицивонера кликну!

Но за дверью уже ничто не катилось, не шуршало, и бабушка Тихая, останавливаясь и оглядываясь, побрела в свою комнату.

— Спалить нас, окаянный мальчишка, потравить, ко всем собакам! проворчала она энергично и исчезла в своей комнате.

Теперь уже Нюня подошла к самой Фиминой двери, и понюхала, и послушала в щелочку — не слышно было ни звука. «А может быть, он отравился?» — испугалась Нюня, побежала во двор, влезла на приступку и, прижимаясь к стене, полезла к Фиминому окну. Уцепившись за решетку, она поднялась на самые кончики носков и чуть не свалилась с карниза: в своей комнате, за своим столом стоял Фима и смотрел круглыми от задумчивости глазами прямо в глаза Нюне.

Глава 15 Знамение

Не прошло и недели, как новое происшествие случилось в доме. Собственно, происшествие… или?.. Нет, все-таки, пожалуй, происшествие.

Что-то странное уже во время завтрака было, но Нюня думала о своем и не заметила сразу, что ей как-то странно. Посмотрит на сахар, на хлеб, наморщит нос, пытаясь вспомнить мелькнувшую мысль, а вместо этого вспоминается вчерашний спор между куклами — опять, конечно, о Фиме: кто за него, кто против.

Бабоныко тоже, наверное, что-то замечала, да не могла сообразить. Начнет рассказывать о де Филиппе или как в кино снималась, а посмотрит на сахарницу и уже говорит медленно, остановится и совсем забудет, о чем говорила. Оглянется, словно ищет, что же это ее отвлекло от мысли, — и этого вспомнить не может.

Нюня вышла на кухню, постояла у кухонного стола, водя по нему рассеянно пальцем. Потом вспомнила, что Пупис с ночи на посту у Фиминых дверей, и уже хотела вприпрыжку побежать туда, но замешкалась, потому что на кухне появилась бабушка Тихая. Сначала она была обычной. Сновала, бурча себе что-то под нос, по кухне и все делала и делала разные дела: вытряхнула из кофейной коробки в мусорное ведро обгорелые спички и бумажки, смела в ладошку мусор с плиты, протерла чайник, зажгла конфорку и полезла в свой стол. И вот, только когда вынула на стол кастрюлю с водой и банкой варенья, перестала бурчать и двигаться. Минуту стояла беззвучно, как испорченный пылесос, и вдруг рысцой побежала к себе в комнату, и ее не было так долго, что чайник успел закипеть, забулькал и задвигал крышкой.

— Бабушка Тихая! Бабушка Тихая! — окликнула Нюня. — Чайник совсем закипел!

Тогда Тихая прибежала, взяла чайник, но завертелась с ним, вроде не зная, куда поставить.

— Может, вы заболели? — вежливо спросила Нюня, и Тихая снова замерла, вытаращившись на Нюню, так что Нюне даже не по себе стало.

Потом бабушка Тихая поставила чайник на плиту и, не ворча и не оглядываясь, понуро побрела к себе в комнату.

Нюня постояла, вздохнула и отправилась было за Пуписом, но увидела «божью Антониду», которая иногда заглядывала к Тихой, потому что они знали друг друга давно, когда, наверное, они двое только на свете и жили. Обычно Тихая не очень-то жаловала ее, долго и настырно переспрашивала из-за двери: «Хто ето пришел? Какая такая Антонида, а? Знакомая? Какая знакомая? Не знаю! А? Хто?» На этот же раз, едва старуха стукнула в дверь, Тихая слабым голосом крикнула:

— Ето ты, Антонида? Заходи, милая!

У «божьей Антониды» даже глаза округлились, она так и ринулась в комнату, и старухи сразу затараторили.

Пришлось Пуписа оставить без отдыха — он тут же был переброшен на новый пост. Когда Антонида ушла, Нюня спросила у Бабоныки: