В паутине южной ночи - [4]

Когда Денис поднялся в свой номер, горничная уже перестелила постельное белье и теперь вовсю шуровала пылесосом.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Денис, перекрикивая пылесос. Он пожалел, что не купил в баре бутылку воды. Пить снова хотелось с неимоверной силой.

— А, вы за вещами? — сообразила она. — Вон ваши сумки, возле кресла. Я уже сложила вашу одежду…

Денис еле сдержался, чтобы не треснуть Джен Эйр по лбу щеткой от пылесоса. Она даже и не подумала выключить его, чтобы не кричать на весь санаторий. И ей и в голову не пришло, что лазить по чужим сумкам — это не есть хорошо, а очень даже плохо и непорядочно. И если она видела, что он забыл взять сумки, почему же не крикнула, чтобы он вернулся? Может быть, она нечиста на руку, это исчадие ада, созданное Шарлоттой Бронте?

Стараясь держать себя в руках, Денис выключил пылесос, взял Джен Эйр за руку и выставил ее из номера вместе с пылесосом. Она так удивилась, что даже не сопротивлялась. Это было очень неплохо, потому что в противном случае истощенному алкоголем Денису пришлось бы худо. Он вряд ли смог бы сдвинуть с места этот бульдозер в чепце. В дверь раздались гулкие удары.

— Откройте, иначе я вызову охрану, — грубым, лающим голосом кричала горничная.

— Нет, не похожа она на тактичную и корректную гувернантку Джен Эйр, хоть и та была со странностями, — заключил Денис и увидел холодильник. .

В недрах агрегата таились целых две банки со спасительной жидкостью — кола и банка местного пива. Денис предпочел второе и с жадностью одним глотком опрокинул половину банки. За дверью стихло, а потом вновь раздались шаги и довольно деликатный стук.

— Денис Валерьевич, откройте, пожалуйста, — взмолился голос. Он принадлежал мужчине, а не белому чепцу, поэтому Денис, подумав, распахнул дверь.

Там стоял маленького роста мужчина в темном костюме с карточкой «Администратор».

— Входите, — предложил подобревший после пива Денис.

Он вспомнил, что не покупал местного пива и не ставил его в холодильник, ему бы и в голову это не могло прийти. Значит, администрация санатория постаралась. Может быть, даже этот низкорослый мужичок, который, уверенно прошагал внутрь.

— Я приношу вам свои извинения, — начал он, — понимаете, Татьяна работает у нас недавно, она еще не привыкла к нашим порядкам и часто путается…

— Татьяна — это та, в чепчике? — уточнил Денис.

— Да-да, — сконфузился администратор. — Прошу вас простить ее… Чтобы компенсировать вам моральный ущерб, администрация санатория продлевает ваш отдых еще на сутки, естественно, за наш счет, — пропел мальчик с пальчик. То есть не мальчик с пальчик, а скорее мужичок с ноготок.

— Спасибо, — восхитился Денис. Настроение улучшилось. Может, не так все и плохо? Может, сервис на самом деле становится лучше?

Администратор пожал Денису руку и вежливо удалился. А через десять минут другая горничная, молоденькая и хорошенькая, своим стуком вытащила Дениса из ванны и, стараясь не глядеть на голый торс, обвязанный полотенцем ниже пояса, протянула ему поднос, на котором стояло металлическое ведерко, а оттуда выглядывала бутылка шампанского «Абрау-Дюрсо».

— Слушай, а этот ваш администратор, он не того? — поинтересовался он у девушки.

— Чего — того? — не поняла она.

— Ну, не принадлежит ли он к сексуальным меньшинствам?

Девица покраснела, глупо хихикнула и, вручив Денису ведерко с шампанским во льду, схватила поднос и убежала.

Да, сервис все же хромал, хотя стремление администратора к европейским гостиничным стандартам было похвальным.

Борис с ужасом смотрел на свои руки. Они тряслись. Тряслись, как у маразматичного старика, как у пьянчужки, как у больного человека. Впрочем, он и так болен. Разве нет? Разве страх — это не болезнь? Хотя нет, не болезнь. От болезни можно вылечиться, пить таблетки, соблюдать диету и ходить на прием к врачу. А от страха избавиться невозможно. Он всегда с тобой. Болезнь разъедает тело, а страх — душу. И еще неизвестно, что страшнее.

— Лучше бы я умер, — забормотал Борис и уронил рыжую кудрявую голову на покрытые рыжеватым пушком руки.

Пару лет назад он умудрился подцепить сложную болезнь с таким же сложным названием. Но он очень хотел выздороветь и сумел сделать это. Но, как оказалось, напрасно он это сделал. Он вообще напрасно жил. Его жизнь оказалась никому не нужной, никчемной и невостребованной. Он не совершил научного открытия, не полетел в космос, даже не стал почетным донором. Он ничего не сделал, ради чего можно было бы цепляться за жизнь. Он — пустышка, серрсть, ничтожество. И его мелкая душонка жалобно стонет и корчится от страха. Если он ничтожество, то почему же он не хочет избавиться от этого мира и избавить мир от себя?

Ответ нашелся быстро. Именно поэтому и не хочет, что он ничтожество. Потому что боится. Боится умирать. Он хочет, чтобы его жалкая жизнь продолжалась, он всеми силами цепляется за свое никчемное существование, хотя понимает, что смешон и неприятен сам себе и окружающим.

Но, как бы там ни было, у него нет времени на препирательства с самим собой. Он трус и на одном этом основании согласится на то, что от него требуют. Четыреста тысяч долларов!.. Триста тысяч он брал у них под договор у нотариуса ровно восемь месяцев назад. А сто тысяч — это проценты.