В паутине - [83]

— А я пришла кое-что сказать тебе, и ты будешь рада это услышать. Я разорвала свою помолвку с Ноэлем. Короче, отправила его на все четыре стороны. Может забирать его, Гей.

Гей казалось, что эти слова продолжали какое-то время вибрировать в воздухе после того, как были сказаны. Казалось, прошли века, прежде чем она услышала свой собственный спокойный ответ:

— Ты думаешь, мне он до сих пор нужен?

— Да, думаю, нужен, — нахально заявила Нэн. Она могла сделать пренебрежительным любой тон… любое движение. — Нужен, несмотря на этот большой бриллиант от Роджера… — Гей очень хорошо знала, что Нэн завидует этому бриллианту, — несмотря на новый дом, что строится в Серебряной Бухте, я думаю, Ноэль так же сильно нужен тебе, как раньше. И теперь он в твоем распоряжении, дорогая. Я просто хотела показать тебе, что могу получить его. Помнишь, как ты говорила, что не смогу?

Да, Гей помнила. Она сидела замерев, боясь, что, если шевельнет хоть ресницей, то разрыдается. Плакать перед Нэн! Той, что выбросила Ноэля Гибсона, как сломанную игрушку.

— Конечно, у семейства будет заворот кишок, — сказала Нэн. — Их убеждения о помолвках пришли из неолита. Даже у мамы! Хотя, честно говоря, она тоже рада. Знаешь, она хочет, чтобы я вышла замуж за Фреда Марголдсби. И я так и сделаю. Доллары Марголдсби посущественней, чем любовь. Я ведь на самом деле немного влюбилась в Ноэля. Но он толстеет, Гей, и я не шучу. У него начал расти живот. Представь, каким он будет лет в сорок. А еще у него привычка рассказывать о своих невзгодах.

Гей вдруг поняла, что это на самом деле так. Ей вспомнилось, что у Ноэля вечно было множество проблем, о которых он без конца рассказывал. И никогда особо не интересовался ее сложностями. Но сейчас она хотела, чтобы Нэн замолчала и ушла. Ей хотелось остаться одной.

Нэн продолжала беззаботно болтать.

— А я собираюсь в Галифакс. Мама, конечно, не поедет, пока не узнает, кто получит этот старый горшок. Ты когда-нибудь задумывалась, Гей, что если бы тетя Бекки — земля ей пухом — не обставила бы вот так все это дело с кувшином, ты, вероятно, уже была бы замужем за Ноэлем?

Гей часто думала об этом — с горечью, с отчаянием, неистово. Она и сейчас подумала, но как-то отстраненно, словно та Гей, которая могла бы выйти замуж за Ноэля, была совсем другим человеком. Только бы Нэн ушла!

Нэн засобиралась. Она поднялась и, уходя, одарила Гей еще одним бесплатным советом.

— Так что, Гей, дорогая, просто скажи своему престарелому ухажеру, что тебе не нужен утешительный приз, и начни по новой с Ноэлем.

Когда ей того хотелось, Нэн могла быть очень гадкой. Но отчего-то Гей перестала ненавидеть ее. Она стала ей безразлична. Гей вдруг взглянула на нее холодным оценивающим взглядом и увидела такой, какой не видела прежде. Она — пустое, эгоистичное существо, вечно, как ребенок, стремящаяся к развлечениям. Говорящая гадости ради того, чтобы шокировать свое старое приличное семейство. Считающая, что делает нечто умное, публично пудря носик с беззаботностью кошки, что умывается на виду у всех. Строящая из себя умудренную опытом женщину перед деревенскими кузинами, будучи при этом еще большей провинциалкой, чем они; ничего не знающая ни о настоящей жизни, ни о любви, ни о живых чувствах. Глядя на нее, Гей удивлялась, как могла ненавидеть ее, даже завидовать ей. Она не стоила ненависти. Гей заговорила. Она встала и холодно взглянула на Нэн. В ее спокойном голосе звучало презрение.

— Полагаю, ты пришла сюда, чтобы уколоть меня, Нэн. Не получилось… и вряд ли когда-нибудь получится. Силенок у тебя больше нет. Мне даже чуть-чуть жаль тебя. Ты всегда берешь, Нэн. Всю жизнь берешь то, что хочешь. Но никогда ничего не давала… да у тебя это и не выйдет, потому что тебе нечего дать. Ни любви, ни веры, ни понимания, ни доброты, ни верности. Сплошная болтовня и пустота — какой ты стала убогой. Такой убогой, что не стоит и завидовать тебе.

Нэн пожала плечами.

— Не надо оваций, — сказала она. Но триумфальное настроение покинуло ее. Она вышла с неприятным чувством, что Гей выиграла этот раунд.

Оставшись одна, Гей вернулась к окну. Все казалось иным, все изменилось. Она жалела, что так произошло. Смятение охватило ее. Она была такой спокойной перед приходом Нэн, даже счастливой. Думала о новом летнем доме, который строил Роджер для них двоих.

— Я хочу построить дом для тебя, — сказал он, глядя ей в глаза так, словно взгляд был поцелуем. — Дом, куда можно прийти, чтобы отдохнуть после трудов, на невысоком холме с видом, но не на таком, как Лесная Паутина — слишком высоко над миром. Дом, где ты, Гей, будешь ждать меня.

Они планировали его вместе. Клан утопил их в потоках советов, но они не последовали ни одному из них. Одно окно в доме должно смотреть на море, а другое — на туманные холмы над бухтой. А еще одно — затейливое окошко под крышей.

Двери столовой будут вести в самое сердце яблоневого сада, белоснежного во время цветения… на холм в белой пене цветов среди голубизны неба, а за ужином они будут видеть, как восходит луна. С одной стороны дома — рощица прохладных белых берез. Позади — сосны, где поселятся маленькие бурые совы. Гей с удовольствием вникала во все. У нее будет ванная комната в розовых и бледно-желтых тонах. А в оконных ящиках зацветут настурции, петунии и цимбалярии. Она думала о красивом столовом белье, чудесных чайных сервизах. Свадьба предстояла в конце октября. Поведение клана приближалось к совершенству, хотя Гей знала, о чем судачат за ее спиной.