В паутине - [75]
Почему она все еще продолжала надеяться? Продолжала, иначе известие не скрутило бы так струны ее сердца. Она достала из стола пачку писем Ноэля. До сих пор Гей не решалась сжечь их, но теперь должна была сделать это. Вот они все — те, что он писал в начале — толстые пухлые письма. Они становились тоньше и тоньше. Последние стали совсем тонкими. Но все же они были от Ноэля. В них хранилась часть его самого, столь дорогая ей. Могла ли она сжечь их? Она вспомнила строфу сентиментального стихотворения из старой выцветшей записной книжки матери. Было время, когда Гей казалось, что оно прекрасно, мило и печально. Она произнесла эти строки, чувствуя, как они подходят к моменту.
«Да… да», — дрожа, сказала бедная Гей.
Она положила первое письмо Ноэля на каминную решетку и чиркнула спичкой. Языки пламени принялись пожирать его. Гей уронила спичку и закрыла лицо ладонями. Ей было невыносимо смотреть на это. Она не могла сжечь дорогие ей письма. Это было слишком для нее. Схватив оставшиеся, сотрясаясь от сдерживаемых рыданий, она спрятала их обратно в стол. Его письма — все, что у нее осталось. Никто не может упрекнуть, что она сохранит их.
Она немного посидела у окна, прежде чем лечь в кровать. Красное-красное солнце тонуло меж двух молодых елей на холмистом поле Утопленника Джона. Когда оно исчезло, спустились тихие синие зимние сумерки неземной красоты. Загадочная, перечеркнутая облаком луна поднялась над печально-темной гаванью. Зимние березы со звездами в волосах столпились вокруг дома. Вечер наполнился странным очарованием. Жаль, что Роджер не мог видеть все это вместе с нею. Он любил такие вечера. Днем прошел снег, следом диким галопом промчался мартовский ветер, и верхушки молодых елей слева от дома остались белыми после метели, напомнив Гей о цветущих яблонях в день приема тети Бекки. Как счастлива была Гей тогда. И все ушло вместе с яблоневым цветом.
«Я чувствую себя такой старой», — сказала Гей, особенно юная и грустная в этот миг.
Как-то вечером в конце марта маленький Брайан Дарк сидел в одиночестве на своем чердаке над кухней, разглядывая пейзаж за окном, темный и невзрачный в это самое невзрачное время года — зимняя белизна ушла, оставив на виду обнаженные кости мира. На западе угрюмое, затянутое тучами небо, лишь снизу прочерченное холодной желтой полосой, нависало над замерзшими полями. Казалось, деревья уже никогда не оживут.
Брайан, как обычно, был одинок, голоден и измучен. Пока было светло он утешался, разглядывая красивые кулинарные картинки на рекламных страницах старых журналов, сваленных на чердаке. Какие затейливые аппетитные полоски бекона, что за соблазнительные кексы, а эти глазированные пирожные, тающие во рту! Где же живут те люди, возможно, мальчики, что едят такие вкусные вещи?
Лампа в гостиной Доллара погасла, но еще горел свет в маленькой комнатке наверху, под крышей кухни. Брайан знал, что там спит Ленни Доллар, и всю зиму завидовал, что тот имел такую теплую уютную комнату для отдыха. Как часто за прошедшую зиму Брайан жалел, что не может тоже приютиться там. На чердаке всегда было холодно, а этой зимой особенно, потому что осенью Брайан случайно разбил стекло, а дядя Дункан и тетя Алтея так разозлились на него за небрежность, что и не подумали вставить новое. Брайан заткнул дыру старым свитером, но это не слишком помогало задержать холод.
Но все же Брайан не был совершенно одинок. С ним был Крикет. Маленький белый цветок любви распускался в безводной пустыне его горестной жизни. Крикет скоро придет. Прежде чем лечь на кровать, Брайан вытащил старый свитер, чтобы Крикет мог войти.
Он лежал в ожидании, прислушиваясь к жутковатому шуму сосен в темноте. В это время приходил Крикет. Конечно, он должен прийти. С ним ничего не могло случиться. Брайан весь день жил в страхе, что что-то с ним случилось.
Крикет приходил каждую ночь уже три недели. Однажды вечером Брайан, как обычно, был одинок и несчастлив. Тетя Алтея рассердилась на него и отправила спать без ужина. Он смотрел в окно. Небо было чисто и прекрасно, звезды — холодны и ярки. Он чувствовал себя таким крошечным существом в огромном бездушном мире. Он молился за свою умершую мать, чтобы на небесах у нее были еда и уют. Он опасался, что Бог, даже молодой Бог, вероятно, слишком занят более важными вещами, но у его Матери должно найтись время. Брайан мало знал о своей матери. Однажды он встретил вечно скитающегося старого Лунного человека, и тот остановился и подозвал его. У Брайана задрожали колени, но он не осмелился уйти, хотя ужасно боялся Лунного человека. И вдруг увидел, что тот смотрит на него мягким добрым взглядом.
— Маленький Брайан Дарк, почему ты так боишься меня? — спросил Лунный человек. — Тебе наговорили обо мне лживых ужасов?
Брайан кивнул. Он не мог ответить, но знал теперь, что все это было неправдой.
— Больше не верь, — сказал Лунный человек. — Я никому не причиню зла, особенно ребенку. Малышу Лоры Дарк. Я хорошо знал твою маму. Она была очень милой, а жизнь сурово обошлась с нею. Жизнь бывает жестока к нам, но к ней оказалась вдвойне. Она очень любила тебя, Брайан.
«Энн из Зелёных Крыш» – один из самых известных романов канадской писательницы Люси Монтгомери (англ. Lucy Montgomery, 1874-1942). *** Марилла и Мэтью Касберт из Грингейбла, что на острове Принца Эдуарда, решают усыновить мальчика из приюта. Но по непредвиденному стечению обстоятельств к ним попадает девочка Энн Ширли. Другими выдающимися произведениями Л. Монтгомери являются «История девочки», «Золотая дорога», «Энн с острова Принца Эдуарда», «Энн и Дом Мечты» и «Эмили из Молодого месяца». Люси Монтгомери опубликовала более ста рассказов в газетах «Кроникл» и «Эхо», прежде чем вернулась к своему давнему замыслу, книге о рыжеволосой девочке и ее друзьях.
Героине романа Валенси Стирлинг 29 лет, она не замужем, никогда не была влюблена и не получала брачного предложения. Проводя свою жизнь в тени властной матери и назойливых родственников, она находит единственное утешение в «запретных» книгах Джона Фостера и мечтах о Голубом замке, где все ее желания сбудутся и она сможет быть сама собой. Получив шокирующее известие от доктора, Валенси восстает против правил семьи и обретает удивительный новый мир, полный любви и приключений, мир, далеко превосходящий ее мечты.
Канада начала XX века… Позади студенческие годы, и «Аня с острова Принца Эдуарда» становится «Аней из Шумящих Тополей», директрисой средней школы в маленьком городке. С тех пор как ее руку украшает скромное «колечко невесты», она очень интересуется сердечными делами других люден и радуется тому, что так много счастья на свете. И снова поворот на дороге, а за ним — свадьба и свой «Дом Мечты». Всем грустно, что она уезжает. Но разве не было бы ужасно знать, что их радует ее отъезд или что им не будет чуточку не хватать ее, когда она уедет?
Во втором романе мы снова встречаемся с Энн, ей уже шестнадцать. Это очаровательная девушка с сияющими серыми глазами, но рыжие волосы по-прежнему доставляют ей массу неприятностей. Вскоре она становится школьной учительницей, а в Грингейбле появляются еще двое ребятишек из приюта.
Канада конца XIX века… Восемнадцатилетняя сельская учительница, «Аня из Авонлеи», становится «Аней с острова Принца Эдуарда», студенткой университета. Увлекательное соперничество в учебе, дружба, веселые развлечения, все раздвигающиеся горизонты и новые интересы — как много в мире всего, чем можно восхищаться и чему радоваться! Университетский опыт учит смотреть на каждое препятствие как на предзнаменование победы и считать юмор самой пикантной приправой на пиру существования. Но девичьим мечтам о тайне любви предстоит испытание реальностью: встреча с «темноглазым идеалом» едва не приводит к тому, что Аня принимает за любовь свое приукрашенное воображением поверхностное увлечение.
Канада начала XX века… На берегу красивейшей гавани острова Принца Эдуарда стоит старый домик с очень романтичной историей. Он становится «Домом Мечты» — исполнением сокровенных желаний счастливой двадцатипятилетней новобрачной. Жизнь с избранником сердца — счастливая жизнь, хотя ни один дом — будь то дворец или маленький «Дом Мечты» — не может наглухо закрыться от горя. Радость и страдание, рождение и смерть делают стены маленького домика священными для Ани.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.