В паутине дней - [45]

Сент-Клера не было видно, но Марго сообщила, что он отобедал у себя в комнате. Ее презрительная ухмылка не ускользнула от меня, и меня охватило раздражение при мысли о том, что, пока я трудилась с рассвета, он бездельничал в своей спальне – конечно, еще в пижаме, – ничуть не интересуясь, как идут дела. Но я отмахнулась от этого раздражения. "Какая мне разница, – спросила я себя, – интересуют его дела или нет?" У меня еще полно работы – во вторую половину дня мне надо закончить с Шемом составление списка работ, чтобы завтра же они развернулись по плану. Так что еще два часа я просидела в маленькой конторке, и до нас доносился беззаботный хохот новых работников, которые разлеглись перед хижинами, наслаждаясь последним днем отдыха. Когда я поняла, что Шем усвоил все мои наставления о том, как должна продвигаться работа, я велела ему идти к остальным и отдыхать, а сама пошла вымыться и переодеться.

Но, открыв дверь своей спальни, я замерла. В комнате уже не было моих вещей, стол был пуст, открытая дверца шкафа обнажала его пустоту. Пока я работала, Марго переселила меня в большую спальню; и, развернувшись, я бросилась наверх, быстро прошла через зал и распахнула дверь комнаты Лорели.

Сент-Клер стоял, непринужденно облокотившись на каминную полку. Когда я замешкалась на пороге, он заговорил:

– Вы довольны?

Осмотревшись, я заметила свои вещи, разложенные на туалетном столике Лорели. Мой скудный гардероб разместился в ее просторном шкафу. Я пожала плечами. "Почему бы и нет, – спросила я себя, – какая разница, где ночевать?"

– Да, вполне. Хотя я предпочла бы остаться в другой комнате.

– Ваши предпочтения, как вы выразились, тут ни к чему.

– Похоже, что так. – Я постаралась говорить приветливее. – Вы всегда поступаете только по-своему.

Бледные, обведенные черными кружками зрачки уставились на меня, и в голосе не слышалось ответной приветливости:

– Есть вещи, в которых я лучше разбираюсь.

– Например – где мне спать?

– Да.

Я снова пожала плечами.

– Мне абсолютно все равно. А теперь – выйдите, пожалуйста. Мне надо переодеться к ужину.

Когда дверь за ним затворилась, я вымылась и переоделась, признавшись – по крайней мере себе самой, – что комната, предназначенная для хозяйки Семи Очагов, с кроватью под пологом, глубокими креслами и трюмо, была гораздо удобнее, чем та, что отводилась гувернантке. Больше всего я была довольна дамским письменным столом, отделанным слоновой костью, и я представила, как, убежав от болтовни Старой Мадам после ужина, буду за ним составлять счета.

Вдруг мне стало душно и в комнате, и в доме, и я быстро, чтобы не быть перехваченной по дороге Рупертом, сбежала вниз по лестнице и, выйдя через заднее крыльцо, устремилась к хижинам. Здесь мне открылась картина мирного домашнего вечера. Женщины, тихо напевая, сновали в хижины и обратно, а на ступеньках перед дверьми расселись мужчины, и так умиротворенно выглядели их лица, словно они знали средство от всех напастей. Джон Итон, привалившись к дереву на поляне, играл на вагране, и его черные глаза плясали вправо и влево под причудливый, похожий на взмахи птичьих крыльев, ритм своей мелодии, что разносилась в сумерках.

Шем, чинивший упряжь для мула, завидев меня, поднялся и приложил руку ко лбу в почтительном приветствии. Он передал мне расчетные книжки, которыми я снабдила каждого негра и в которых должны были учитываться расходы и суммы, положенные к выдаче, когда придет время расплачиваться. Я взяла их, чтобы просмотреть после ужина, и повернула к дому, шагая по узкой дорожке, что вилась вдоль реки и болота, которое было сейчас тихо и неподвижно. Даже птичий пересвист стих, и дикая утка сидела на болотной траве, не потревоженная никем. Сумерки, как молчаливая, загадочная женщина, мягко обнимали неподвижный пейзаж.

Не дойдя до самой короткой тропинки, ведущей к дому, я увидела Сан-Фуа, привязанную неподалеку, и Руа, прислонившегося к дереву прямо передо мной. Отведя глаза, я хотела пройти мимо, но он остановил меня, схватив за руку.

– Подождите, – скомандовал он.

Я остановилась и повернулась к нему.

– Это правда – то, что я услышал?

– А что вы слышали?

– …Что вы вышли замуж за Сента?

– Да. Правда.

Он все еще держал мою руку, но при этих словах отбросил ее от себя и гадко рассмеялся.

– Значит, теперь вы стали шлюхой, – сказал он.

– Вы не сможете меня оскорбить. – И я двинулась дальше, но он преградил мне путь.

– Но ведь это так. Вы продались, как самая обычная потаскуха. – Он снова рассмеялся.

– Не думал, что вы так недорого себя цените. Я бы смог тоже предложить свою цену.

– Я не стану торговаться ни с вами, ни с кем другим.

Его лицо было перекошено от гнева, и, подойдя близко, он поднял пальцем мой подбородок:

– Какая же вы дура.

Я снова попыталась уйти, но он пошел за мной.

– А я еще больший дурак. Я даже подумать не мог, что он сможет до вас хоть пальцем дотронуться. Даже когда Таун предупреждала меня, я ей не верил. "Она слишком холодная, слишком щепетильная", – говорил я ей. А вы в конце концов оказались у Сента в постели. Господи!

– А если я люблю своего мужа.

Тот же насмешливый, обидный смех: