В парализованном свете. 1979—1984 (Романы. Повесть) - [115]
«Ладно уж, — расплывается в ухмылке Тоник, — пускай. Пусть приходят. Со своими бабами, если хотят. Чего уж там…»
И они… ну эти… что называется, не заставляют себя долго ждать. Являются. Платон со своей. Кустов со своей. Один Тоник остается без женщины. Но тут, как говорится, никакой проблемы. У Тоника такого добра навалом. Только свистни. Можно, например, сестричку-лисичку пригласить. Ну ту, из больницы. Ирочку. А что? Запросто! Пусть с дежурства смоется ради такого случая. Никто и не заметит. По ночам больные спать должны. Не хрена с ними там ночью делать…
Тоник задвигает кресло подальше в угол. Расширяет пространство. Освобождает место для танцев.
Тум-тум-тум-тум… — стучат кулаком в стену.
Тум-тум-тум-тум… — стучит электронный синтезатор в матерчатую перегородку динамика.
Платон в полной отключке. Обхватил свою необъятную музыкантшу с лицом, как сырое тесто, топчется с ней на месте, спит у нее на плече — весь в истоме, в изнеможенье. И чего в ней такого? Помоложе, что ли, не мог найти? Пофигуристей. Этой не танцевать, а только в большую медную трубу дуть… Музыкантша… Из полкового оркестра, что ли? У кустовской бабы хоть талия. Морда напомажена. Повадка. Вон как она к нему ластится. Любит, видать. А он боится. Жутко боится ее. Это сразу бросается. Точно куклу какую или змею ядовитую отодвинул подальше и водит на вытянутых руках…
— Здрасте, — слышит Тоник знакомый голосок и ощущает щекочущее прикосновение волос к щеке, густой, душноватый, обволакивающий запах парфюмерии.
Сестричка-лисичка Ирочка присаживается боком на мягкий подлокотник кресла. Чернеет родинка на заалевшей щеке. «Приехала, красавица, — расслабленно думает Тоник. — Спешила небось, бамбино. Торопилась к своему Тонику, к своему стронцо…»
Тут мадам Кустова, прикрыв ладошкой рот и сотрясая при каждом шаге золотой своей гривой, полусогнувшись, стремительно выбегает, будто сейчас ее стошнит. Только мелькает крутой, трикотажем обтянутый зад, да стучат высокие каблуки.
«Ведь и не пили совсем», — удивляется Тоник.
— Туалет налево! — на всякий случай предупреждает он, а мужик ее Антон стоит как последний пентюх посреди комнаты, пожимает плечами. Мол, не беспокойся, Тоник, все это, строго говоря, Geschlechtsleben[28], ревность, женская ненасытность — что тут поделаешь? Обыкновенная истерика, и ковер она тебе не попортит. Честно говорю. Ручаюсь. Сукой буду.
И пока этот пентюх разводит руками, едва шевелившийся до того Платон открывает сначала один, потом другой глаз, точно проснувшийся удав. Поднимает голову с плеча своей музыкантши, бросает бабу прямо посреди танца и тоже начинает психовать. Щеточка усов вздергивается. Хамит Антону, потом устремляется следом за той истеричкой — в дверь.
— Ладно, ребята, — как можно спокойнее говорит Тоник. — Хрен с ними. Не обращайте внимания.
И тогда доктор-моктор, в развитие, так сказать, ситуации, приглашает танцевать музыкантшу, прилаживает ладонь на то музыкантшино место, где у нее, строго говоря, должна находиться талия. И танцуют они, между прочим, совсем неплохо вальс-бостон под всю эту балдень, под весь этот марш мира североамериканских индейцев.
Тоник гасит верхний свет, включает настольную лампу. Число танцующих удваивается. Теперь танцуют две пары людей и две — теней. А про истеричку Кустову и про истерика Платона они, честно говоря, забывают на время. Будто их нет.
Но те появляются. Мадам виснет на шее Платона. Муж ее на нервной почве снова приглашает танцевать музыкантшу. Платон усаживает мадам в кресло, начинает кадрить сестричку-лисичку Ирочку. Тут уже Тоник не выдерживает: набрасывается с кулаками.
— Ты это что же, стронцо?..
Антон сгребает Тоника в охапку — благо, комплекция позволяет. Тоник вырывается, темные очки прыгают.
— Ах ты гнида! — орет. — Щелкопер поганый. Убью, сволочь!
Но Кустов держит крепко, в твердом намерении не допустить. Черная длинная тень корежится за спиной Тоника, удерживая его от антиобщественного поступка.
Платон тяжело дышит. Принял стойку. Подготовился к драке.
— Отпусти его, — просит Антона. — Кхе! Давай, молокосос. Давай, — обращается он к Тонику. — Я и не таких, как ты… Когда с парашютом — в тыл… С финкой — в блиндаж…
Брызгает слюна, скапливается белым налетом в уголках губ. Таращатся глаза за стеклами очков. Зубы клацкают. В груди свистит.
— Платон! Тоник!
Доктор-моктор оказывается самым из них разумным.
— А чего он? Ке каццо? — огрызается Тоник уже беззлобно.
Платон тоже остывает понемногу. Они расходятся по разным углам. Тоник опускается в свое кресло, расслабляется. Тренер обмахивает его полотенцем, оттягивает резинку трусов. Слышно, как кто-то кого-то продолжает колошматить на невидимом соседнем ринге: тум-тум-тум-тум…
— Нужно же немного уважать старших. Кхе!.. — совсем не вовремя выступает Платон.
— Вы-то нас уважаете?
— Довольно. Замолчите. Перестань, Платон. Не уподобляйся этому enfant terrible…[29]
— Чего-чего?.. А ну повтори!
Нет больше сил у Тоника спорить с этими придурками. Все. Хватит. Надоело. Как людей ведь пригласил. Время провести. А они тут бардак устроили.
— Ну-ка мотайте отседова. Валите. Ну! Тоже мне, нашли себе дискотеку…
Повести и рассказы, вошедшие в сборник, посвящены судьбам современников, их поискам нравственных решений. В повести «Судья», главным героем которой является молодой ученый, острая изобразительность сочетается с точностью и тонкостью психологического анализа. Лирическая повесть «В поисках Эржебет Венцел» рисует образы современного Будапешта. Новаторская по характеру повесть, давшая название сборнику, рассказывает о людях современной науки и техники. Интерес автора сосредоточен на внутреннем, духовном мире молодых героев, их размышлениях о времени, о себе, о своем поколении.
В 1977 году вышли первые книги Александра Русова: сборник повестей и рассказов «Самолеты на земле — самолеты в небе», а также роман «Три яблока», являющийся первой частью дилогии о жизни и революционной деятельности семьи Кнунянцев. Затем были опубликованы еще две книги прозы: «Города-спутники» и «Фата-моргана».Книга «Суд над судом» вышла в серии «Пламенные революционеры» в 1980 году, получила положительные отзывы читателей и критики, была переведена на армянский язык. Выходит вторым изданием. Она посвящена Богдану Кнунянцу (1878–1911), революционеру, ученому, публицисту.
Повесть «Судья» и роман «Фата-моргана» составляют первую книгу цикла «Куда не взлететь жаворонку». По времени действия повесть и роман отстоят друг от друга на десятилетие, а различие их психологической атмосферы характеризует переход от «чарующих обманов» молодого интеллигента шестидесятых годов к опасным миражам общественной жизни, за которыми кроется социальная драма, разыгрывающаяся в стенах большого научно-исследовательского института. Развитие главной линии цикла сопровождается усилением трагической и сатирической темы: от элегии и драмы — к трагикомедии и фарсу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Отдыхающих в санатории на берегу Оки инженер из Заполярья рассказывает своему соседу по комнате об ужасах жизни на срайнем севере, где могут жить только круглые идиоты. Но этот рассказ производит неожиданный эффект...
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.