В ожидании кавалера - [6]

По вечерам они сидели в кухне за столом, он говорил, язвительность звучала в его словах, как будто обидчица все еще стояла перед ним. В подробностях он приводил все аргументы, употребленные им в споре.

Однажды за близняшку его бывшей пассии вступился в троллейбусе крепкий мужчина. Но он и тут попробовал восстановить справедливость. Это же за него надо было вступаться. Его, а не ее, толкнули, не извинившись! Неужто кто-то из окружающих так туп, что не может понять, кто прав, кто виноват?

Мужчина, видимо, не привыкший отвечать колкостью на колкость, взял его за плечико с намерением вывести в темноту на следующей остановке.

— И тогда я ему говорю: хорошо, я выйду с тобой, но только скажи здесь, что ты со мной сделаешь. Вот, говорю, все пассажиры — свидетели. Скажи всем сейчас, что ты собираешься сделать?

И если верить ему, крепкий мужчина сразу струсил, хотя его собственный голос дрожал еще и теперь, когда он передавал свои слова в тепле за накрытым столом в окружении детей-дошкольников.

«Что можно сделать с ним?» — думала она, провожая его в коридоре. Детям случалось в это время всем убежать в комнату — и тогда он тянулся губами к ней.

— Сколько раз я мечтал о том, чтобы, прощаясь, поцеловать тебя, — говорил он, — а всегда здесь твои дети.

И зная, что сейчас она закроет за ним дверь, она становилась терпеливей и подставляла щеку для поцелуя. Пусть только он скорее уйдет. А там, глядишь, пойдет по улице и встретит кого-нибудь, или еще почему-либо перестанет к ней приходить…

«Скажи, что ты сделаешь со мной?» — вопрос, произнесенный дрожащим голосом, еще звучит в ее ушах.

— Уходи скорей! — так и хочется ей сказать. — Ничего плохо с тобой никогда не будет. Я ничего не сделаю! Но только выйди отсюда прямо сейчас!

Но тогда он и ей тоже станет говорить, что она ведет себя как-то не так. Вот если бы он послушался ее и вышел молча. Но ведь он станет говорить все то же, что говорит этим пожилым женщинам в коричневых плащах… Он хочет, чтобы с ним считались. «Скажи мне, отчего ты на меня кричишь? Аргументируй…»

Но однажды наступает день, когда эта мысль уже перестает ее останавливать. Она взрывается, и он, точно не слыша ее крика, наблюдает за движениями мышц ее лица. А после говорит:

— Нет, я не понял, чем ты недовольна?

— Уходи! — кричит она. — Пожалуйста, уходи! Чтобы тебя здесь не было!

— Хорошо, я уйду, — спокойно говорит он. — Но только скажи мне, какие у тебя ко мне претензии? По-моему, я не давал повода, чтобы ты…

— Уходи отсюда! — трясется она в слезах. — Пожалуйста, уходи!

«Не спешите прогонять надоевшего кавалера, — говорилось в каком-то старом руководстве для дам, сочиненном, может быть, во времена ее прабабушки. Той, от которой остались древние пуговицы. — Пусть вокруг вас будет можно больше поклонников. Это закрепит за вами репутацию самой привлекательной женщины. Мужчины будут стремиться к вам. Рано или поздно среди них окажется и тот, кто действительно вам нужен».

«А у меня теперь нет ни одного кавалера, — подумала она, прочтя этот совет в каком-то глянцевом журнале. — Но ведь такой мог только отпугнуть всех остальных».

Несколько недель он живет в недоумении. С ним снова поступили несправедливо. И кто? Она, эта девочка, которой он нес все свои обиды… На этих… Бранчливых, с вечным, перманентом, в неменяющейся никогда бесформенной одежде…

Однажды в булочной он видит одну такую… Чем-то он все же притягивает их к себе. Вот и эта заметила его, смотрит пристально. И губы, аляповато намазанные, уже кривятся. Вот-вот, сейчас начнется. Он знает наперед, какой у нее голос. И он готовится достойно ответить на все ее уколы. Ему не привыкать.

На всякий случай он оглядывается вокруг. Есть здесь или нет те, кто захочет вступиться за бабенку и начать клевать его следом за ней… А то и вывести его из магазина на крыльцо, чтобы поговорить там, как это называют, по мужски…

— Совсем поизносился, — тихо говорит женщина ему, криво улыбаясь. — Ты заходи ко мне, я тебе куртку-то залатаю. И кудри надо бы подравнять…

В доме у нее на видном месте хрустальная посуда. Пахнет нафталином, потом и еще чем-то, знакомым давно, давно… И очень тихо. Никаких детей. Такие, как она, вовремя вычищают детей из животов. Как только заведется. А если кого-нибудь пропустят, с намерением или от безалаберности, то дитя воспитывается где-нибудь у деревенских родных. И мамка вполне уверенна: так для него лучше. Да и для нее самой. Она же бабочка еще в соку. Глядишь, и подберет еще какого-никакого мужичка. И он, мужичок этот, понимает: все возвращается на круги своя. Та, первая, прогнавшая его когда-то мальчишкой, снова позвала его к себе. Побегал — и будет. Оставайся.

И он остается у своей давней знакомой навсегда.

Однажды она видит, как они идут под руку мимо ее дома — в общем-то, оба пожилые люди. Он выглядит старше своих лет, и она тоже, может быть, по паспорту не такая старая, как на самом деле. У таких теток возраст не угадаешь. Иная может оказаться даже твоей ровесницей. Все дело в одежде, и в этом вот коротком перманенте. Или — в чем-то внутри, что заставляет их делать этот короткий перманент…