В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII–X века - [31]
В текстах последних десятилетий IX в. появляется нехарактерное для более раннего времени этическое противопоставление крестьянского ополчения отрядам аристократов, окруженных воинами (milites). Последние до конца остаются на поле битвы, чтобы победить или героически погибнуть, в то время как ополченцы в страхе разбегаются уже в начале сражения. За крестьянами не признается даже право на самооборону. По сообщению Регинона, крестьяне Прюмского монастыря, доведенные до отчаяния непрекращающимися норманнскими набегами, в 882 г. собрали ополчение и выступили против врага. Однако викинги без труда добились победы, при этом резали «крестьян, не столько безоружных, сколько не обладавших (необходимыми) военными навыками… будто неразумный скот». Хрониста не смутило даже то, что христиан убивали язычники — обычная в подобных случаях риторика скорби и сострадания здесь отсутствует.
В мирное время возможность продемонстрировать собственное мужество, физическую выносливость и, конечно, искусство владения боевым оружием аристократам позволяла охота. В каролингскую эпоху это был едва ли не самый популярный вид досуга. Охота являлась не только и не столько развлечением, сколько важным способом социальной коммуникации и самопрезентации. Наконец, она предоставляла реальную возможность научиться убивать, что было непросто сделать в мирное время. По рассказам Эрмольда, на королевской охоте, организованной в 826 г. Людовиком Благочестивым по случаю крещения датского конунга Харальда, присутствовал и трехлетний Карл Лысый, сын императора франков. В силу нежного возраста он не мог на равных участвовать в загоне. Однако малышу специально принесли раненую лань, которую тот лично добил копьем под приветственные крики собравшихся.
Временами охота и впрямь напоминала боевые действия, ибо участникам требовалось спланировать атаку, скоординировать усилия, загнать противника в угол и победить. Или погибнуть. В пылу погони всадник мог упасть с лошади и расшибиться насмерть или, по крайней мере, сильно покалечиться, как это произошло в 954 г, с Людовиком IV Заморским, который слишком увлекся преследованием волка. Королевский конь споткнулся о кочку, и Людовик со всего размаху грохнулся на землю. От полученной травмы он так и не оправился и вскоре умер. Кроме того, дикому зверю (кабану или медведю) иногда удавалось одолеть преследователя, оторвавшегося от основной группы охотников. Наконец, даже в коллективной схватке с животным не всем хватало опыта, что грозило обернуться трагедией. В 884 г. один из приближенных западнофранкского короля Карломана хотел заколоть кабана, но вместо этого случайно вонзил копье в ногу своего государя. Рана оказалась смертельной.
После смерти Карла Великого, когда времена бесконечных завоеваний миновали, для широких кругов светской знати охота стала своеобразной сублимацией войны. С одной стороны, она давала выход агрессии, с другой — минимизировала количество жертв. В этой связи важно отметить еще одну вещь. К IX в. существенно усовершенствовались защитные доспехи. Шлем стал более крепким, щит — более удобным для обороны. В широкий обиход вошла «броня» — толстая кожаная одежда с нашитыми на нее металлическими бляхами. Нередко упоминается железный чешуйчатый до-спех, который, если верить миниатюрам Золотой псалтыри, созданной в Санкт-Галлене в последние десятилетия IX в., мог прикрывать руки и даже ноги по колено. Иногда в текстах фигурирует и настоящая кольчуга, т. е. куртка из переплетенных колец, ее надевали сверху на «броню». Доспех стоил очень дорого и был доступен, прежде всего, представителям знати. С другой стороны, для его обладателя он существенно повышал шансы на выживание. Как следствие, аристократы погибали все реже, а значит, неизбежно изменялось их отношение к военной победе над врагом. Тяжелое ранение или убийство постепенно уступали место иным, более мирным формам признания поражения. Два столетия спустя это приведет к формированию собственно рыцарских представлений о справедливой войне.
Каролингское общество, по сути, представляло собой совокупность множества локальных сообществ — крестьянских общин, гильдий торговцев и рыбаков, насельников конкретного монастыря, каноникатов при епископских кафедрах, окружения могущественного магната или короля. Они формировались по принципу общего рода деятельности и совместного проживания на ограниченном пространстве. В рамках отдельных сообществ вырабатывались определенные нормы и правила поведения, а также соответствующие ритуалы, при помощи которых складывалась их самоидентичность и обеспечивалась внутренняя сплоченность. Наряду с этим существовали и более универсальные модели коммуникации, направленные на решение тех же задач. К их числу относился вассалитет.
Вассальные отношения устанавливались при помощи формальной процедуры — принесения клятвы верности. По словам Нитхарда, клялись на кресте. Рихер в этой связи упоминает мощи святых, а также важнейшие литургические атрибуты — хлеб и чашу с вином. Карл Великий пытался придать клятве общегосударственный характер, но без особого успеха. Некоторые каролингские писатели сообщают, что во время присяги вассалы «давали руки» сеньору. Идет ли в данном случае речь об обряде «вложения рук», известном нам по более позднему ритуалу посвящения в рыцари, точно сказать нельзя. Впрочем, Эрмольд, кажется, именно это имеет в виду, рассказывая о присяге, которую в 826 г. принес Людовику Благочестивому датский конунг Харальд.
