В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945 - [11]
Их корабль стоял в Готенхафене[9], и он там много чего наслушался, в частности того, что рассказывали солдаты «Лейбштандарта»[10]. Они говорили, что если какая-нибудь деревня оказывала упорное сопротивление, то танкисты начинали давить на углы домов своими тяжелыми танками, и глинобитные стенки изб складывались словно карточные домики, накрывая собой сопротивлявшихся жителей – мужчин, женщин и детей, которые не могли выбраться из-под обломков. Затем, когда наступало затишье после боя, их продолжали утюжить гусеницами.
Если же поблизости от села находили изуродованное тело немецкого солдата, то применялись такие меры: доставались тяжелые стальные тросы, какие танкисты всегда возят с собой, и прикреплялись к корме танка. Затем к другому концу привязывалось по 30–40 жителей деревни, и танки с таким «прицепом» начинали ехать прямо по полям. Вскоре от этого «прицепа» оставалось одно только мокрое место.
Использовали и другие методы, например, жителей села заставляли выкопать яму – подобие воронки от снаряда. Затем их раздевали, загоняли в эту яму и под громкий хохот солдат засыпали землей. Таким же способом очищались от трупов и бывшие вражеские позиции, которые затем планировалось использовать в своих целях.
Запомнился один унтер-офицер из «Лейбштандарта». Он находился на действительной военной службе уже два года и в эту часть попал перед самым началом войны. Жутко «симпатичный» вояка. Высокого роста громила с крепким черепом, крутым затылком и огрубелой кожей на лице, покрытом прыщами. Его небольшой рот при кульминационных моментах рассказа постоянно кривился в усмешке и перекашивался, поднимая вверх один из уголков губ. Говорил он на франкфуртском диалекте, напоминавшем говор солдат Первой мировой. Но когда он злился, его голос походил на тявканье зениток и звуки проводимых горных работ.
Этот унтер-офицер возвращался в часть из отпуска, который провел со своей женой, и его вещмешок был набит различными бутербродами. Бросались в глаза плохо застиранные пятна на брюках и жеваная, явно меньшего размера пилотка, которая причудливым образом держалась на его непокорных отросших каштановых волосах. Для полноты описания этого человека стоит привести всего лишь конец его рассказа: «С двумя станковыми пулеметами ночью мы отбили наступление целых двух полков. При этом поляки постоянно тупо предпринимали фронтальные атаки. С ними были и беженцы – железнодорожники с женами, которых они всегда посылали вперед. А утром среди трупов мы обнаружили живых и невредимых, но совершенно пьяных солдат. Да здравствует Польша!..»
У Вильгемсхафена, зима 1939/40 года
Кабак расположен у дороги, идущей по дамбе, вдалеке от города. Зимой клиентов здесь мало. В основном это корабелы, решившие пропустить стаканчик-другой матросы с плавучего дока и солдаты из находящихся поблизости позиций. Дорога ведет к напоминающему деревню предместью. По ней часами не проходит ни одна машина. Только по утрам в глубокой темноте горят огоньки фар от велосипедов рабочих и полевых кухонь на грузовиках. А в обеденное время каждый день повторяется одно и то же – медленно проезжает запряженная гнедыми тяжеловозами повозка с песком.
На канале же больше жизни – у шлюза лежат две лодки, которые скоро вмерзнут в лед, проходят баркасы, набитые рабочими с военного завода, расположенного по другую сторону канала. На них видны мужчины в фуражках и женщины, повязавшие голову платком.
Через четверть часа пути на восток канал заканчивается в акватории порта, над которым возвышается высокое здание портовой администрации из красного клинкера с закрашенными в синий цвет окнами. На плоской крыше разместились зенитные установки, возле которых суетятся крошечные солдаты.
В порту снуют многочисленные мелкие баркасы, а больших кораблей не видно. Целыми днями над каналом моросит осенний дождик, поднимая уровень воды, которая всего на пядь не доходит до дороги, идущей по дамбе. Яростные порывы осеннего ветра отгоняют воду прочь, а в первые морозные ясные дни она замерзает, и во льду отражается голубое небо.
Возле шлюза лед начинает нарастать. Вначале подходили тяжелые моторки и ломали лед, ведь на противоположном берегу находятся сараи с боеприпасами, а подходы к ним по льду не предусмотрены. Но в скором времени попытки убрать лед прекратились, и на несколько месяцев канал превратился в своеобразную сушу. А поскольку уровень воды постоянно снижается, лед снова и снова начинает ломаться.
Непроходимую ледяную пустыню, состоящую из глыб льда, обрамляют кирпичные откосы, между которыми лежат огромные снежные валы. По акватории же порта теперь проложена утоптанная тропинка, и при пересменке по грязно-серому льду стали тянуться бесконечные черные цепочки сгорбленных, продрогших и быстро шагающих людей.
На противоположном берегу в хилых ивовых зарослях расположились длинные сараи с прочными односкатными крышами, в которых хранятся боеприпасы. Над ними возвышаются рукотворные земляные холмы, на которых без устали вращаются вентиляторы – ведь там хранится порох. Повсюду видны заросли камыша, блеклые проплешины замерзшей и устало шуршащей травы, короткие железнодорожные пути, внезапно обрывающиеся участки дорог, проржавевшие вагонетки, а в камышах и промерзших до земли лужах – груды трофейных польских орудий. При этом почва покрыта грязно-серым, слежавшимся снегом. Ил-Таун
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.
Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.
Механик-водитель немецкого танка «Тигр» описывает боевой путь, который он прошел вместе со своим экипажем по военным дорогам Восточного фронта Второй мировой войны. Обладая несомненными литературными способностями, автор с большой степенью достоверности передал характер этой войны с ее кровопролитием, хаосом, размахом уничтожения, суровым фронтовым бытом и невероятной храбростью, проявленной солдатами и офицерами обеих воюющих сторон. И хотя он уверен в справедливости войны, которую ведет Германия, под огнем советских орудий мысленно восклицает: «Казалось, вся Россия обрушила на нас свой гнев и всю свою ярость за то, что мы натворили на этой земле».
Это книга очевидца и участника кровопролитных боев на Восточном фронте. Командир противотанкового расчета Готтлоб Бидерман участвовал в боях под Киевом, осаде Севастополя, блокаде Ленинграда, отступлении через Латвию и в последнем сражении за Курляндию. Четыре года на передовой и три года в русском плену… На долю этого человека выпала вся тяжесть войны и горечь поражения Германии.
Ефрейтор, а позднее фельдфебель Ганс Рот начал вести свой дневник весной 1941 г., когда 299-я дивизия, в которой он воевал, в составе 6-й армии, готовилась к нападению на Советский Союз. В соответствии с планом операции «Барбаросса» дивизия в ходе упорных боев продвигалась южнее Припятских болот. В конце того же года подразделение Рота участвовало в замыкании кольца окружения вокруг Киева, а впоследствии в ожесточенных боях под Сталинградом, в боях за Харьков, Воронеж и Орел. Почти ежедневно автор без прикрас описывал все, что видел своими глазами: кровопролитные бои и жестокую расправу над населением на оккупированных территориях, суровый солдатский быт и мечты о возвращении к мирной жизни.
Генерал-майор ваффен СС Курт Мейер описывает сражения, в которых участвовал во время Второй мировой войны. Он командовал мотоциклетной ротой, разведывательным батальоном, гренадерским полком и танковой дивизией СС «Гитлерюгенд». Боевые подразделения Бронированного Мейера, как его прозвали в войсках, были участниками жарких боев в Европе: вторжения в Польшу в 1939-м и Францию в 1940 году, оккупации Балкан и Греции, жестоких сражений на Восточном фронте и кампании 1944 года в Нормандии, где дивизия была почти уничтожена.