В оркестре Аушвица - [12]

Через несколько дней после начала карантинного срока Виолетты в барак пришла посыльная: «Есть среди вас музыкантши?» — спросила она.

Виолетта, как и все в блоке, утром и вечером слышала голос большого барабана, но долго не могла понять, откуда доносятся звуки и зачем кто-то играет на музыкальном инструменте. Позже она узнала о существовании оркестра.

Она занималась музыкой несколько лет: ее мать решила, что «умение играть на скрипке может пригодиться». Учитель Виолетты получал плату пиджаками, которые шил ему отец Виолетты. Нет, виртуозом она не стала, а три года назад и вовсе бросила занятия музыкой. Однажды она поняла, что лагерный оркестр играет дважды в день, утром и вечером, сопровождая выход на работу и возвращение Aussenkommandos — команд, трудившихся вне лагеря, но ей долго не приходило в голову познакомиться с музыкантшами. Виолетта прекрасно знала свои возможности и думала, что среди тысяч узниц хватает тех, кто превосходит ее музыкальным слухом, техникой исполнения и опытом. Ей не хотелось выглядеть смешной, что по прошествии лет кажется странным, учитывая, где она находилась.

Через несколько дней Виолетта обратила внимание на Элен и Фанни — по утрам они покидали барак на целый день.

Элен, высокая и мечтательная, выглядела очень молодо — ей исполнилось шестнадцать, у нее было круглое гладкое лицо и ясные голубые глаза, чаще смотревшие в пустоту, чем в лицо собеседнице. Пепельный пушок отраставших волос напоминал шкурку новорожденного барашка.

Фанни являла собой полную противоположность подруге, у нее были черные волосы и темные живые глаза.

Элен и Фанни были знакомы еще по Малину.

Виолетта решилась подойти к Элен: она ощутила желание жить, как только поняла, что нашла в аду родственную душу.

— Я тоже играю на скрипке, брала уроки несколько лет, бросила, когда началась война. Думаешь, я смогу попасть в ваш оркестр? — спросила она.

— Нужно попробовать, в конце концов, ты ничего не теряешь. Сделай это завтра же!

Виолетта, еще не оправившаяся от известия о гибели матери в газовой камере, решила попытать счастья.

В тот период оркестр Аушвица имел две функции: первая, «техническая», заключалась в том, что музыканты задавали темп рабочим бригадам, маршировавшим в колоннах рядами по пять человек. Эсэсовцы быстро поняли, что гораздо легче пересчитывать по головам тех, кто шагает в ногу. Оркестр, такая же команда, как и все остальные, располагался напротив поста охраны у ворот лагеря А. Играл он военные марши, ритм задавали большой барабан и кимвалы: links[24], links, und links… Маршируйте, рабы!

Функция № 2, полная противоположность № 1: обеспечивать эсэсовцам отдых и развлечение в качестве живого проигрывателя. Менгеле[25], Тауберу, Крамеру, Мандель, суперинтенданту или любому другому палачу случалось заходить в барак оркестра, чтобы узнать программу, отметить несколько произведений по своему вкусу и прослушать их. Потом они еще немножко убивали и шли спать. Наверное, эти монстры воображали себя средневековыми сеньорами, каждый из которых, как известно, держал в замке музыкантов…

Оркестром руководила молодая полька, назначенная эсэсовцами. Эту пианистку средних способностей звали Зофья Чайковска, и идиоты немцы могли решить, что она родственница Петра Ильича Чайковского и унаследовала частицу его таланта. Чайковска была суетливой, нервной и очень говорливой женщиной, она энергично терзала на рояле Шопена, пока инструмент не переместили в офицерскую столовую.

Отправляясь на встречу с Зофьей, Виолетта не питала иллюзий касательно результата, зная, что давно не занималась и все забыла. Она сыграла-вымучила Размышление из оперы «Таис» Жюля Массне и не удивилась, услышав, что не подходит.

Прослушивание состоялось в спальне-столовой, единственном помещении блока, и девушка успела разглядеть, как живут музыкантши: пайка хлеба, с которой капо не взимают десятины, пятидесятилитровая бадья супа на сорок человек, где жидкость и гуща находятся в равных пропорциях. Персональная кровать для каждой, немецкое мольтоновое[26] одеяло и — высший шик! — простыня, удобная одежда, столы со скамьями. Такая вот почти нормальная обстановка среди всеобщей нищеты.

Анна-Лиза, подружившаяся с Виолеттой в лагере, вспоминает, что видела в бараке сугубо бесполезную вещь — вазу, стоявшую на шкафу!

Виолетта вернулась в лагерь А, где регулярно виделась с Элен и Фанни: им полагалось ночевать вместе с остальными до конца карантина. Выглядели девушки более ухоженными, чем остальные, — они уже пользовались некоторыми музыкантскими привилегиями, в том числе ежедневным душем.

В начале сентября 1943-го Элен сообщает Виолетте о назначении нового дирижера.

— Ты непременно должна снова прийти на прослушивание!

Помня первую неудачную попытку, Виолетта решила играть «цыганистую» арию из «Марицы»[27], технически менее трудную и зажигательную. Она попросила дать ей полчаса на то, чтобы размять пальцы, сыграв несколько гамм, и повторить отрывок. Она надеялась, что ритуал убедит дирижершу: «У этой есть опыт».

Альма Розе не пришла в восторг от исполнения. Лицо Виолетты вытянулось: лучше бы она сюда не совалась! Девушка переживала танталовы муки, зная, как живет оркестр.