В опасности - [9]

Глава 5

Первые пассажиры уже ждут в темноте на платформе свой поезд, когда я выхожу на улицу, чтобы купить в газетном киоске через дорогу свежую прессу на следующее утро. Я несу газеты в пустой гостиничный вестибюль. Стены тут оклеены зелеными обоями с золотыми ландышами. Именно тут раньше завтракали всадники перед выездом на охоту.

В «Телеграф» про Рэйчел ничего не написано. Нет статей про нее и в «Индепендент», «Сан», «Гардиан» и даже в «Дейли мейл». Ну если национальные газеты умолчали об этом случае, может, ничего и не произошло?

Зато статья есть прямо на первой странице «Оксфорд мейл». Наверное, журналисту удалось достать информацию в морге о вскрытии. Она умерла от артериального кровотечения, как выясняется. Время смерти между тремя и четырьмя часами дня. Она получила одиннадцать ножевых ранений в живот, грудь и шею. На ладонях и руках также имеются повреждения – она пыталась защищаться.

Вот я за столом читаю статью, а вот я уже на ковре на четвереньках. Ландыши на обоях начинают шевелиться. Я молча открываю и закрываю рот.

Когда приступ боли проходит, меня уносит в дальний угол комнаты. Я кидаю газеты в пустой камин. Мне хочется сжечь их, но у меня нет спичек.

Я звоню своей начальнице – специалисту по ландшафтному дизайну. Рассказываю ей, что у меня в семье потеря и теперь я сама не знаю, когда смогу вернуться в Лондон. Такая формулировка нравится мне, получается, что это как будто не Рэйчел умерла, а какой-то другой член моей семьи. Может, тетушка или наш папа. Она говорит мне, чтобы я не торопилась и оставалась на месте столько, сколько понадобится, но при этом не предлагает мне оплачиваемый отпуск в связи с такой тяжелой утратой. В общем, я не могу ее в этом винить. Не такая у нас работа.

Я звоню своей лучшей подруге Марте. Она хочет приехать ко мне и побыть со мной некоторое время, но я объясняю ей, что сейчас мне лучше оставаться одной.

– Когда ты возвращаешься домой? – спрашивает Марта.

– Я не знаю. Детектив попросил меня пока что пожить здесь.

– Зачем?

– Думаю, им потребуется кое-какая информация о ней.

Я прошу Марту рассказать о случившемся нашим общим подругам и заодно даю номера знакомых Рэйчел. Элис живет в Гватемале. Ее телефонного номера у меня нет, и я надеюсь на то, что Марта тоже не сумеет его разыскать. Меня это даже немного успокаивает. Хотя бы для нее Рэйчел будет оставаться живой, как будто это хотя бы частично может стать правдой.

После телефонных разговоров я иду к ее дому. Воскресный день, конец ноября, редкие машины обгоняют меня – люди едут куда-то по своим делам. Я не могу поверить в то, что смогу дальше жить без нее, просто так существовать, но уже одна. Передо мной темной лентой тянется бетонная дорога.

В газетной статье ничего не говорилось про собаку. Полиция наверняка этим довольна. А я до сих пор вижу пса, висящего на лестнице. Это крупная немецкая овчарка. Даже удивительно, как перила выдержали вес собаки.

По высокой траве у дома Рэйчел расхаживают люди в полицейской форме. Я схожу с дороги возле участка ее соседей и обхожу вокруг загона для лошадей. Позади него есть тропа, уводящая путника в сторону холмов.

Я медленно двигаюсь вперед, иногда вытягивая в стороны руки, чтобы удержать равновесие на камнях, пока не перехожу таким образом долину. В доме Рэйчел горят огни, на верхнем этаже мелькают какие-то люди. Я насчитала восемнадцать человек, обыскивающих лужайку под темнеющим, затянутым тучами небом. Перед дверью по-прежнему натянута синяя лента, возле нее стоит полицейский.

С неба начинает сыпать снег. С края утеса поднимается вверх белый дымок. Там, внизу, в доме профессора, видимо, кто-то есть. Я наклоняюсь в сторону и тянусь до тех пор, пока мне не становится видна крыша дома и трубы. Дымок кружится и словно тает в падающем снегу. Сам профессор идет по дорожке у дома, разбрасывая под ноги пригоршни желтого песка, смешанного с солью. У самого края своего участка он останавливается и бросает взгляд через дорогу, в сторону дома Рэйчел. Плечи его уныло опускаются, с поникшей руки свисает опустевший пакет.

Он стоит и чего-то ждет. Мне кажется, что к нему кто-то должен прийти, кто-то спустится с холмов, и тогда он поинтересуется, нет ли каких-нибудь новостей. Его самого, скорее всего, уже допросили. Мне представляется, что его глаза наполнены слезами. Он любил Рэйчел. Мне кажется, что его перепугала прошлая ночь и он, наверное, сам никак не мог заснуть.

Я смотрю наверх, в груди у меня все болит. Снег уже не сыплет, он будто зависает в воздухе и крутится вихрями. Иду к холмам, подальше от утеса, продвигаясь между невысоких деревьев с искривленными стволами. Они чуть выше меня, их росту здесь препятствует постоянный ветер. Одна ветка выпирает вперед, к ней прицепился кусок жесткой желтой ткани. Я вступаю на большой плоский камень, а когда перехожу на другой его край, оказываюсь среди пустых консервных банок из-под пива и кучи окурков. Меня бросает то в жар, то в холод. Я медленно поднимаю взгляд и вижу среди ветвей вдали, как будто обрамленный рамкой из листвы, дом Рэйчел.

На этом же овальном «портрете» в сумерках я разглядываю людей, которые ходят по комнатам в доме. Наступает ночь, картинка в окнах скоро станет более отчетливой. Она не вешала штор, за исключением ванной комнаты. Я вижу там белые газовые занавески, но даже они достаточно короткие и доходят только до окошек. Когда она стояла у раковины и чистила зубы, выйдя из душа, можно было видеть ее голову.