В огне рождается сталь - [65]

— И чего ты пристала ко мне? Женщинам вообще следует поменьше совать нос в чужие дела!

Дин Чунь-сю молча улеглась на кане. Затем она встала и тихо сказала:

— Раздевайся и ложись спать, я сейчас выключу свет.

— Обожди немного! — Юань Тин-фа поднялся, достал сигарету и так и остался сидеть с незажженной сигаретой в руке.

Внезапно в дверь постучали, и в комнату вошел живущий неподалеку Хэ Цзы-сюе. Дин Чунь-сю поспешно вскочила и предложила гостю место на кане. Хэ Цзы-сюе с улыбкой достал сигарету, зажег ее и дал прикурить хозяину.

— Что случилось? — с беспокойством спросила Дин Чунь-сю.

— Ничего! — Хэ Цзы-сюе обвел глазами комнату и рассмеялся. — В комнате у вас прибрано так, словно вы приготовились к встрече Нового года.

— А разве сейчас не каждый день похож на новогодний праздник, — весело ответила Дин Чунь-сю. — Зарплата большая, да и премии частенько получаем, всего не истратишь. — Ей хотелось как-то разрядить обстановку, и поэтому она обрадовалась неожиданному гостю.

— Я тоже буду проситься, чтобы меня перевели на мартен, — сдельщины у нас нет, премиальных — тоже, принесешь жене зарплату, а она ей ничуть не рада, — пошутил Хэ Цзы-сюе.

Юань Тин-фа выпустил изо рта струю дыма и неожиданно сказал:

— Вот это хорошо! Я в бригадиры не гожусь, так ты меня и сменишь.

— Ты все шутишь! — улыбнулся Хэ Цзы-сюе.

— Вовсе не шучу, не справляюсь я со своими обязанностями, — вспылил Юань Тин-фа.

— И что же ты собираешься делать?

— Буду таскать корзины с грузом, разве черную работу не люди выполняют? — казалось, что Юань Тин-фа всю свою злость вложил в этот ответ.

— Но это же просто курам на смех, чтобы мастер скоростных плавок пошел в разнорабочие! — продолжал смеяться Хэ Цзы-сюе.

— Ну и пусть смеются! Сказал, что стану таскать корзины, значит стану! — лицо Юань Тин-фа посерело от злости.

— А какая зарплата у разнорабочего? — поинтересовалась у Хэ Цзы-сюе Дин Чунь-сю.

— Очень маленькая, немногим более ста тысяч юаней в месяц.

— И что за вздор ты болтаешь! — сразу же набросилась на мужа Дин Чунь-сю. — Тебе платят сейчас пятьсот-шестьсот тысяч, так ты от них отказываешься и хочешь получать какие-то сто тысяч!

— Если тебя вынудят — так ничего не поделаешь… И корзин могут не дать! — буркнул Юань Тин-фа.

При этих словах Хэ Цзы-сюе невольно покраснел. Ему послышался в них намек на то, что он настроил секретаря парткома против мастера, передав тому высказывания рабочих. Сделав глубокую затяжку, он серьезно сказал:

— К этому делу я вовсе не причастен. Секретарь парткома сам все разузнал, я даже и не знал об этом, — тут он криво улыбнулся. — Мне тоже в этот раз попало. Говорит, что я оторвался от масс, не знаю, чем живут рабочие… По совести говоря, эта критика секретаря парткома в мой адрес совершенно правильна, все соответствует истине, он ни слова не сказал зря, — и Хэ Цзы-сюе обернулся к Дин Чунь-сю. — Только вот встретить мы его хорошо не сумели. Я уже собрался ложиться спать — стук в дверь, и входит он. Приди старина Цинь или старина Юань — в этом не было бы ничего особенного. А то ведь секретарь парткома! Никто из домашних уже и не думал о сне. Жена после его ухода устроила мне скандал: почему заранее не предупредил, что секретарь парткома придет? В доме, мол, все перевернуто, как в собачьей конуре! А я откуда мог знать?

Дин Чунь-сю самодовольно улыбнулась, но не стала говорить, что муж заранее предупредил ее о приходе Ляп Цзин-чуня.

Тем временем лицо Юань Тин-фа посветлело, и Хэ Цзы-сюе решил воспользоваться этим.

— Лян Цзин-чунь смотрит в самую суть вещей, — перешел он на серьезный тон. — Он только похвалил тебя за то, что ты самокритично относишься к себе, но говорит, что ему показалось, будто на сердце у тебя есть еще какие-то заботы.

— А сказал он, какие это заботы? — настороженно спросил Юань Тин-фа.

— Если известный всему заводу мастер скоростных плавок, отличник производства неожиданно соглашается подвергнуться критике со стороны других рабочих, то как ты думаешь, есть у него заботы или нет?

— Нет, — быстро ответил Юань Тин-фа, лицо его при этом почему-то покраснело.

— Как же тогда с собранием, посвященным критике? Будем проводить или нет?

— Конечно, будем! Я же сказал — разве этого недостаточно? Чего мне бояться критики, разве меня раньше не критиковали?

— Вот и хорошо! — кивнул головой обрадованный Хэ Цзы-сюе.

— У меня только есть вот какие сомнения. Раньше эта критика никак не влияла на работу. Ты критикуешь, а они на следующий день опять все делают по-прежнему. Лучше всего бывало, когда поговоришь с человеком один на один, это приносило больше пользы! — чувствовалось, что Юань Тин-фа успокоился, однако он по-прежнему был готов отстаивать свою прежнюю точку зрения.

— Я только что обсуждал этот вопрос с секретарем парткома. Он говорит, что тогда основная масса рабочих еще не стала активной, и они неохотно высказывали свое мнение.

— А теперь что изменилось? — холодно спросил мастер.

— Сейчас рабочие видят, что их поддерживает начальство, и поэтому станут говорить.

— А почему же раньше не поддерживали? — с укором спросил Юань Тин-фа.

— Да вот, забюрократились, — со смехом ответил покрасневший Хэ Цзы-сюе и уже серьезно добавил: — Я тоже готовлюсь подвергнуться критике. Тебе что! У тебя одна бригада — и десяти человек не наберется. А по мне откроют огонь человек триста, а то и больше!