В огне и тишине - [9]

— Кузьмич!

— Конечно, Кузьмич!

— Правильно. Василь Кузьмич!

— Тихо! Уже слышу! Кто тут Василий Кузьмич? Подай голос!

— Не дери глотку, — раздалось над ухом. Длинный костлявый бородач навис надо мной. — Я и есть Кузьмич, стало быть, Василий. Чо орешь?

На всякий случай я опять прикрикнул:

— Тихо! Я не ору. Это вы тут орете. А теперь слушайте меня все. Я пойду по другим подвалам и убежищам. Может, кто подскажет, где еще есть люди? А вы, Василий Кузьмич, постарайтесь подтянуть поближе к двери мамаш с детьми и раненых. Барахла лишнего не брать! К вечеру приготовиться! Сам приду или пришлю кого — выводить на берег и грузить на корабли. Ночью вывозить будем.

Кто-то настойчиво дергал меня за палец левой руки. Наклонился, разглядел — вихрастый малец лет шести-семи.

— Тебе чего, хлопчик?

— Дяденька, дай хлебца, — просительно не то пропел, не то простонал мальчонка.

— Да где ж я тебе, парень… — Я пошарил в карманах, наткнулся на подмоченный обломок сухаря. — Держи!

Маленькие ручонки вцепились в кусок, в темноте сухарь захрустел на детских зубах. И тотчас из толпы разноголосо понеслось:

— И мне!

— И мне!

— Дяденька, и мне!..

Я переборол себя, опять крикнул:

— Слыхали? Дети голодные. Чем вы собираетесь их кормить? А орете, что вас из подвала выживают… Всем готовиться, как я сказал. Вас же спасти хотят, чудак-народ!

Разыскал я в тот день еще три таких подвала, набитых людьми. По-всякому приходилось разговаривать. И длилась эта кропотливая работа почти неделю. Все это время жителей, малыми группами, под непрекращающимся обстрелом, бойцы и офицеры доставляли к берегу, где удалось найти и кое-как оборудовать укрытие для людей. Что творилось в этом убежище — не хочется рассказывать. Не по себе от одних воспоминаний.

Крупнокостный дедуня, Василий Кузьмич, оказался на редкость толковым организатором. Первым делом он здорово скомплектовал детские группы по пять — восемь человек. На одного малыша — один старший по возрасту. Сам — во главе и — бегом, перебежками, ползком, по балочкам, канавкам, за развалинами до самого берега. Около двадцати детей так доставил в убежище. Приведет группу, передохнет и назад, за следующей. И без единой потери. Потом уже, когда женщин и стариков выводили, одну женщину убило осколком мины.

Выполнив миссию, разыскал меня, потребовал:

— Ты, слышь, литинант, чи как там теперь вас величают… Приказ твой сполнил. Усех доставил и с рук на руки сдал. Вона и свою Матрену, бабу свою, значица, твоим солдатам препоручил.

— От имени командования, Василь Кузьмич, — я стал по стойке смирно, — объявляю вам благодарность.

Старик крякнул, подобие улыбки повело куда-то в стороны пегие космы на его лице, пренебрежительно махнул рукой.

— Во фрунт становиться староват, а так чего ж? Рад стараться. Токи не за тем пришел. Определи ты меня к партизанам, литинант. Не уйду я отседа, пока фашиста не вычистим. Не определишь — сам буду партизанить. Земля-то наша, дедовская. Никак нельзя, чтоб поганили ее чужаки-то.

Уговаривать нас долго не пришлось. Благо, тут же оказался командир группы партизанских отрядов Петр Иванович Васев. Он черкнул несколько слов на блокнотном листике и направил старика в отряд «Норд-ост».

— Места здешние ты, Кузьмич, знаешь не хуже нашего. Этот листок тебе — и пропуск, и направление. Пробирайся на Колдун. Там Оголя Семена Васильевича найдешь. Они с Коноваловым помогают кадровикам держать гору. Давай, Кузьмич, шагай и передай, что скоро буду.

— Так ты, тово, товарищ… Бердан какой-нибудь дал бы, чи что ли.

— Извини, Кузьмич, но с оружием на плацдарме пока туговато. В отряде, там на месте, будет тебе бердан.

— Ага. Ну-ну. Стало, бувайте.

Еще раз столкнулся со стариком, когда наша группа под командованием Михаила Жадченко получила задачу пройти в тылы противника, добраться до Южной Озерейки, связаться с высаженными туда и попавшими в окружение десантниками и вывести их на Мысхако. Даже в обстановке спокойной, устоявшейся обороны это была непростая задача. В условиях же, когда гитлеровцы почти непрерывно атаковали наши позиции, пытаясь сбросить куниковцев в море, сложность ее возрастала стократ.

Василий Кузьмич, не особенно соблюдавший требования воинских уставов, бесцеремонно перебил ставившего задачу командира группы Жадченко и заскрипел свое:

— Как там с окруженными аукаться, на месте разберемся. А вот на ту сторону переходить по Широкой щели не выйдет.

Надо отдать должное старшему лейтенанту: он умел быстро сориентироваться, где осадить, а где и прислушаться, поступившись уставом. Это качество было особенно ценно в той обстановке, когда на плацдарме вперемежку действовали кадровые части и полуштатские партизанские отряды.

— А как вы посоветуете, Кузьмич? — покладисто отозвался Жадченко.

— Дык чо ж советовать. Тута и козлу понятно: надо по Вербовой балке, мимо родничка, по-над Колдуном и на бережок. И так-таки бережком, бережком, до самой Озерейки. А оттель можно и по Широкой выйти.

Предложение поддержал и другой партизан. Мы сгрудились над картой. Вариант показался выигрышным. Приняли его, доложили командованию и пошли. Благополучно добрались до самого моря. Правда, на один пост все-таки наскочили, но матросы быстро к бесшумно убрали часового, а остальных пришлось не трогать во избежание лишнего шума.