В огне и тишине - [11]
Повествуя о своем приключении, Кузьмич тем временем раскупоривал ящик. Добравшись до лежащего в нем пленника, свирепо захрипел:
— А ну вылазь, злыдень. Ишь, дармоед, опять уперся, шо рак в норе. Да чо ж я и тут с тобой панькаться буду, паразит вонючий? Да я тебя! — Старый партизан угрожающе замахнулся карабином. Гитлеровец что-то закричал и стал проворно выбираться из ящика.
— То-то! — удовлетворенно запыхтел в бороду Кузьмич. — Кабы и там так можно было, я враз бы его выкурил из ящика. А то, поганец, когда я его из нужника стал вытаскивать, он весь растопырился — не выволоку. Кляп я ему затолкал, руки его же ремнем к туловищу пристегнул, а он весь раскокошился, гачи свои кудась сунул и — ни греца не вытяну. Малость подналег, и на тебе: вместе с фрицем весь нужник завалил в ручей.
Как ни сурова был обстановка, в которой слушали мы рассказ, но при последних словах Кузьмича никто не удержался от хохота, представив описанную картину.
— Ну, думаю, — продолжал Кузьмич, — если я его теперь вытащу из нужника, он меня всего загадит — переть-то на себе придется. Потом не отмоешься. Станут хлопцы от меня шарахаться. Снял я вторую обмотку, перевязал ящик и поволок вниз по ручью, прям сюды. Ничего, тихий солдатик, не брыкался, молча ехал, поганец, хоть и тряско ему было, и мокро. Ящик-то — не лодка, весь протекает, а водица в ручье студеная.
— Бери выше, Кузьмич, — все еще смеясь, сказал Жадченко, — не солдатик это, а обер-ефрейтор. Хороший получился улов. Ладно, повеселились и хватит. Кто у нас по-немецки понимает? Ты, Костин? Давай, поработай. Да не вороти нос, не кисейная барышня. Подумаешь, не видел обвалянного фашиста. Скоро они все обваляются.
Костин приступил к допросу, и уже через полчаса картина прояснилась. Безрадостная картина: два батальона немцев, усиленные тремя броневиками и двумя танками, пулеметной и минометной ротами, с приданным самолетом-разведчиком, преследуя рассеянные группы десантников, прижали их в тупиковом ущелье и, замкнув окружение, не торопясь, но неуклонно сжимали кольцо, ведя по окруженным интенсивный огонь, к сожалению, почти прицельный, потому что его корректировали и самолет-разведчик, и наблюдатели с окружающих высот.
По мнению пленного, русских было не менее двух полков, но без тяжелого оружия, без техники, без продовольствия и боеприпасов. Немецкое командование с часу на час ожидало капитуляции окруженных.
Жадченко обстоятельно выспросил у пленного расположение немецких частей, командных пунктов и даже приблизительное место нахождения штаба командующего операцией оберста Клинга.
Поручив «языка» Василию Кузьмичу, мы опять сгрудились вокруг карты этого района, на которую Жадченко нанес данные, полученные от обер-ефрейтора. Надо было искать выход для спасения окруженных — выход из безвыходного положения. Наши силы тут не помогут — преимущество немцев слишком значительное. Требовалось что-то другое.
Битый час мы ломали головы, предлагали и отбрасывали варианты. Ничего не получалось. И тут опять появился Кузьмич.
— А где пленный? — вскинулся Жадченко.
— Да не суетись, командир. Живой тот пленный, хорь вонючий. — Кузьмич ожесточенно плюнул. — Опять же своими обмотками пожертвовал, связал и к дереву его приторочил. Пущай проветривается. Я тут кумекал насчет наших…
— Ну-ну, Василий Кузьмич, — оживился командир, — давай твои соображения, а то наши что-то не нравятся нам.
— Я чо думаю? Перво-наперво, мне надо сходить туды, к нашим, в окружение. Пабалакать надобно с нашими-то.
— Чудо! — перебил его матрос, взмахнув руками и хлопнув себя по бедрам. — Мы, значит, тут поспим, покурим, позагораем… А он, значит, сходит… Он сходит… На блины. К бабке…
— Стоп! Тихо! — остановил Жадченко вскипевшего моряка. — Тихо! Давай дальше, Кузьмич. Выслушаем, потом обсудим.
— Начит, схожу к нашим, гляну — шо там и як, перетолкую нащот того, чтоб разом вдарить. Чтоб по-суворовски: быстро, негайно и во всю силу.
— Негайно, негайно! — передразнил моряк. — А он как даст массированный из минометов и пулеметов… А хлопцы там, небось, и раненые да и просто обессилевшие… Негайно…
Старик тихо пропыхтел что-то сквозь бороду в сторону оппонента и продолжил:
— Заради энтого и схожу к тем хлопцам. Погляжу, поспрошаю, на что они годные. А уж потом будем тут планы строить.
— Ладно, Кузьмич, готовься пока, а нам тоже кое-что надо обдумать. Еще поговорим.
— Дак время ж…
— Сказал: готовься!
Жадченко отозвал меня в сторону:
— Ну, твое мнение?
Я замялся:
— Конечно, Кузьмич — вроде, верный человек и проводник хороший, места здешние назубок знает. Но ведь чужая душа, говорят, потемки…
— Говорят, говорят! — почему-то рассердился Жадченко. — Ты свое говори: будем посылать или нет? У тебя серьезные сомнения есть?
— Да вроде нет…
— Так нет или вроде?
— Нет! — выпалил я, неожиданно для себя встав по команде «Смирно».
— Да ладно, — усмехнулся Жадченко. — Чего ты вскинулся. Я почему тебя так пытаю? У самого, понимаешь, уверенности нет. Пройдет — не пройдет. Убьют — всполошатся, увидят, что партизан, кинутся окрестности прочесывать. Кстати, надо отсюда сматываться, а то ведь след-то от ящика сюда дорогу показал.
Еще гремит «Битва за Англию», но Германия ее уже проиграла. Италия уже вступила в войну, но ей пока мало.«Михаил Фрунзе», первый и единственный линейный крейсер РККФ СССР, идет к берегам Греции, где скоропостижно скончался диктатор Метаксас. В верхах фашисты грызутся за власть, а в Афинах зреет заговор.Двенадцать заговорщиков и линейный крейсер.Итак…Время: октябрь 1940 года.Место: Эгейское море, залив Термаикос.Силы: один линейный крейсер РККФ СССРЗадача: выстоять.
Вадим Германович Рихтер родился в 1924 году в Костроме. Трудовую деятельность начал в 1941 году в Ярэнерго, электриком. К началу войны Вадиму было всего 17 лет и он, как большинство молодежи тех лет рвался воевать и особенно хотел попасть в ряды партизан. Летом 1942 года его мечта осуществилась. Его вызвали в военкомат и направили на обучение в группе подготовки радистов. После обучения всех направили в Москву, в «Отдельную бригаду особого назначения». «Бригада эта была необычной - написал позднее в своей книге Вадим Германович, - в этой бригаде формировались десантные группы для засылки в тыл противника.
Автор книги Мартын Иванович Мержанов в годы Великой Отечественной войны был военным корреспондентом «Правды». С первого дня войны до победного мая 1945 года он находился в частях действующей армии. Эта книга — воспоминания военного корреспондента, в которой он восстанавливает свои фронтовые записи о последних днях войны. Многое, о чем в ней рассказано, автор видел, пережил и перечувствовал. Книга рассчитана на массового читателя.
В книге четыре повести. «Далеко от войны» — это своего рода литературная хроника из жизни курсантов пехотного училища периода Великой Отечественной войны. Она написана как бы в трех временных измерениях, с отступлениями в прошлое и взглядом в будущее, что дает возможность проследить фронтовые судьбы ее героев. «Тройной заслон» посвящен защитникам Кавказа, где горный перевал возведен в символ — водораздел добра и зла. В повестях «Пять тысяч миль до надежды» и «Ветер удачи» речь идет о верности юношеской мечте и неискушенном детском отношении к искусству и жизни.
В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.
Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.