В огне и тишине - [72]
Сосед все-таки что-то расслышал:
— Ребята, не горячитесь. Сам откроюсь, а там решайте. Я из военного лагеря сюда перебрался. Оттуда впрямую не сбежишь. Собаки, автоматчики. Ночью — прожектор. Не застрелят, так овчарки загрызут. А тут вроде бы попроще. Два дня назад один ваш работяга копыта откинул. Ну я тихонько в его робу переоделся и с вашей шарашкой сюда перебрался. Да моряк я, поняли, моряк. А моряк не продаст.
Все трое лежали молча. Наконец Сергей шевельнулся:
— Если моряк, то с какого корабля?
— Да с сейнера я. С БЧС семьсот шестого. Тут, под Эльтигеном, на донышке лежит. А я ровики противотанковые рою для фрицевской обороны. Все ясно?
Сергей усмехнулся:
— У матросов нет вопросов! Только так дело не пойдет, дорогой братишка. Знаешь ведь правило: за один побег каждого двадцатого расстреливают, а за два — каждого десятого. Выходит, ты — хороший, ты — драгоценный, ты убежишь. А за это сотня, а то и полторы нипричемных людей будут валяться посреди солончаков, ворон кормить. Умный морячок! Геройский! Может, там, у своих, еще и медаль себе потребуешь. «За отвагу».
В темноте на Сергея навалилось тяжелое, потное тело.
— Ты… штатская… Ты мою морскую честь не тронь! Если б мне левую руку не покалечило, я б тут не валялся, понял? — Моряк в темноте сунул в лицо Сергею что-то зловонное, жесткое, укутанное, видимо, в тряпки. Тот понял: раненая рука. Осторожно, но решительно отвел ее:
— Не хвались. Могу и тебе такой же паспорт предъявить.
Рядом возбужденно пыхтел Семен:
— Чего он, а? Чего? Дай я его…
— Тихо, Сеня. Все нормально. Тихо.
…Утром они встали разом. Всюду ходили неразлучно. Настороженно присматривались друг к другу. После обеда Сергей таскал носилки с грунтом — было трудно, потому что новый знакомый держал только одну ручку, и Сергею приходилось напрягаться, чтобы удерживать ношу горизонтально. Возвращаясь с пустыми носилками, Сергей, не оборачиваясь, сказал идущему следом моряку:
— Вот что, Ваня…
— Ты откуда имя узнал?
— Чудак. У тебя ж татуировка на пальцах.
— И верно. Вот черт! Был же дураком…
— Не переживай, Ваня. Ты и сейчас не поумнел.
Матрос дернул носилки.
Сергей прикрикнул:
— Не останавливайся. А не поумнел потому, что, не видя и не зная, с кем имеешь дело, первым попавшимся лагерникам весь наизнанку вывернулся.
— Ну, не первым попавшимся, — виновато забормотал матрос. — Я ж все-таки слышал, о чем вы говорили…
— Не ври. Что ты слышал? Так, с пятого на десятое.
Матрос молчал.
— Вот видишь. А вот я или, скажем, мой дружок пойдет сейчас и доложит капо о тебе, о твоих настроениях и все прочее.
Матрос неожиданно рассмеялся:
— Не-е. Ты не пойдешь. Я к тебе уже присмотрелся. Да и дружок твой не пойдет. Хоть он, видать, горячий мужик…
— В общем, слушай меня, Ваня. То, что ты задумал, неверно. Не перебивай! Надо так сделать, чтобы и немцев перебить, и весь лагерь разбежался.
— Куда?
— Вот и я говорю: куда? Две тысячи голодных оборванцев — это тебе не иголка в сене.
— Так что ж, всем пропадать? Я на это не согласный.
— Постой, Ваня. Зачем же пропадать? Думать надо. На то у нас и головы.
— Ишь ты! А я и не знал!
— Не злись. Думай!
…Прошла неделя. Сергей стал ходить лучше. Иван хмурился. Семен ворчал: «Надо было придушить его той же ночью, и не было б забот».
Сергей ждал, присматривался. Мысленно сортировал людей: кто сломлен, кто равнодушен, а кто затаился до поры. Наткнулся на трех дружков — «дезертиров» из РОА. Сблизился, вызвал на откровенность. Узнал, что «призваны» были в Симферополе, что мобилизовал их власовский старший лейтенант Быкович, который там заправляет штабом формирования РОА. Дружки удрали из сформированного батальона на переправе в Керчи еще в ноябре, прятались по хуторам, да попали в облаву и оказались в гражданском лагере. Охотно согласились выполнять задание Сергея — чтобы каждый подобрал по три-четыре человека, тоже готовых на борьбу против гитлеровцев.
Кажется, дело двинулось.
Как-то перед утренним «разводом» хмурый капо повел по лагерю какого-то пыхтящего брюхоносного немца в непонятной форме: весь в черном, а вроде не эсэс, обвешен побрякушками, а на ордена не похоже. Оказалось: инженер-строитель. Капо топал рядом с ним и время от времени хмуро выкрикивал: «Каменщики, штукатуры, плотники, бетонщики, слесари — выходи!»
Сергей толкнул стоявших рядом друзей и решительно шагнул вперед — он и впрямь знал строительное дело. Матрос и Семен замешкались, по потом тоже вышли и стали рядом с Сергеем.
Иван не вытерпел:
— Ты что задумал? С меня строитель как с дерьма пуля. А вдруг проверит?
— Не дрейфь, море. Пробьемся!
— Конешное дело, пробьемся, — неожиданно поддержал Семен. — Я хоть и не ахти какой мастер, а вот катушок для козы и птицы сам смантырил.
— Смантырил, — ворчал Иван. — И слово-то черт-те какое.
Отобранных — а их столпилось десятка три — вывели за ворота, погрузили в крытые машины и повезли.
Где-то через час-полтора приехали. Выгрузили. Построили. Пересчитали. Повели.
Иван взволнованно зашептал:
— Море, братва. Дух соленый чую.
Привыкший на лету хватать любую мелочь, Сергей успел заметить торчавший из-под обломков угол вывески со словами: «Феодосии… Поч…» — и негромко подбодрил Ивана:
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.