В огне и тишине - [60]

Шрифт
Интервал

— Господин генерал приказывает показать, где ты видел казачьи кавалерийские дивизии.

Сергей склонился над картой. Всмотрелся. Позавидовал: «До чего ж, гады, точные карты имеют. Гляди, даже конзавод под Гудермесом обозначен. А ведь его только в прошлом году из-под Ставрополя эвакуировали». Отыскал Грозный, Серноводск, Гудермес, станцию Карабулак, ткнул пальцем:

— Здесь, здесь и здесь.

— Чем докажешь? — перевел чахоточный очередной вопрос генерала.

Сергей развел руками, растянул рот в улыбке.

— Видел. Сам видел. Через Каспий везли на баржах, на плотах, на паромах, на пароходах. Коней, пушки, танки, минометы. Ящики всякие. Должно — боеприпасы. А там — черт их знает. Казаки все в новеньких бурках, в черкесках. В Карабулаке танками сады забиты.

Сергея предупредили еще в Грозном, что в этих районах и по всему Терскому хребту будут сооружены ложные аэродромы, ложная линия обороны, скопления деревянных танков и пушек.

Переводчик долго и, видимо, с трудом переводил. Его слушали молча. Потом генерал спросил:

— Откуда тебе все это известно так подробно?

— Так мы ж разведрота, — доверчиво заулыбался Сергей, чуть отведя в сторону правую руку и по-простецки крутнув головой. — Пришлось всюду побывать. Посылали. А где не был, там не был. Врать не буду. Ну, а в частях — нам везде дорога. У нас — арака, а у казаков — «второй фронт». Вот и менялись. Дело солдатское.

Переводчик опять повернулся к Сергею:

— Что значит «второй фронт»?

Сергей развеселился. Потом помрачнел:

— Скажи своим хозяевам, что мы так называем американские консервы-тушенку.

После перевода немцы начали гоготать. Резко оборвав смех, генерал стал придирчиво расспрашивать, куда Сергей ходил в разведку, что видел, с кем говорил, о чем узнал, услышал.

Не бог весть какой стратег, Сергей умел читать карту и с ходу сочинял позиции войск и даже позволял себе высказывать предположения. И только когда офицеры облегченно распрямились вокруг стола, а генерал жестом фокусника сдернул карту, под которой оказалась совсем другая, с иными контурами обороны и разноцветных стрел, понял, что его провели. Или проверяли. «Но как же так, — лихорадочно соображал он, — ведь там были правильно нанесены оборонительные рубежи и дислокация войск. Я же помню». Но его уже оттеснили от стола, отвели к двери, поставили лицом к ней.

Вскоре разговор был окончен, и Сергей услышал за своей спиной шаги. Рядом с ним, стоявшим между двумя вытянувшимися охранниками, остановился сухощавый, прямой, с седыми висками генерал. Сделав воинский поворот налево, уставился в глаза Сергею холодным, жестким и до боли острым взглядом:

— Цу мир!

Конвойные схватили Сергея с обеих сторон за локти. Подтолкнули вслед повернувшемуся и пошагавшему генералу.

«Что ж они задумали? — пытался сообразить Сергей. — В расположении частей я не ошибся: на то число они были там. И немцы наверняка об этом знали. Что ж не так? Неужели наши так рванули, что все переменилось?»

В кабинете генерала было серо и дымно. В углу, развалясь в кресле, сидел какой-то бесцветный человечек. При входе начальства вскочил, вытянул руки по швам. Генерал что-то сказал. Человечек дернулся, повернулся к Сергею, бабьим голосом приказал:

— Подходиль близко! Бистро. Отвечаль!

«Никак переводчик? — удивился Сергей. — Лучшего не нашли?»

— Беслан хорошо знать?

— Ну, хорошо не хорошо, а знаю.

— Отвечаль кратко!

— Ну, знаю.

Человечек повернулся к генералу, перевел и стал слушать длинную тираду. Наконец повернулся к Сергею:

— Косподий кенерал отпускать тебья домой. Нах хауз.

С этими словами он подбежал к высокому старомодному бюро, взял что-то из лежавшей там папки и поднес к лицу Сергея крупноплановую фотографию, на которой был запечатлен он, Сергей, и крепко обнявший его Вилли с полным бокалом в руке. Перед ними на столе красовались бутылки с этикетками водки, коньяка, вскрытые банки консервов. Сергей рассмотрел снимок. Спросил:

— И что?

— Мольчать! Ти идешь домой. И много смотришь. Туда-сюда. Все видеть, слушать. Имеешь цивиль аусвайс. Помнить все-все. Два дня. Потом цурюк, здесь, и все сказать косподин кенерал.

У Сергея заныло под ложечкой. «Что за чертовщина? Или меня за дурака считают, или этот идиот так переводит… Чушь какая-то».

— Не пойду! — решительно замотал головой Сергей.

— Варум? — даже взвизгнул куцый.

— Дураку ясно: война, поймают, шлепнут. Кто поверит? Не, не пойду!

— Найн! Пойду, пойду, пойду! — окончательно вышел из себя человечек.

Генерал наблюдал равнодушно. Потом негромким «генук» остановил своего незадачливого помощника и движением кисти руки выслал его за дверь. Видимо, нажал кнопку. В кабинет танцующей походкой вошла хрупкая миловидная девушка. Каблуки высокие, тупоносые туфельки блестят. Ножки стройные, гладкие. Юбочка на ладонь выше колен. Под кофточкой чуть выдаются треугольники грудок. Шейка — высокая, точеная, белая. А выше — лицо. Нет, не лицо. Глаза. Глазищи. На белом экране — опаляющие, всеохватные глаза.

«Так это та, что во дворе встречал! Ну, ведьма! — усмехнулся про себя Сергей. — Колдунья».

Что-то по-птичьи защебетала. Даже лающая фрицевская речь обрела переливы иволги.


Рекомендуем почитать
На дне блокады и войны

Воспоминания о блокаде и войне написаны участником этих событий, ныне доктором геолого-минерал. наук, профессором, главным научным сотрудником ВСЕГЕИ Б. М. Михайловым. Автор восстанавливает в памяти события далеких лет, стараясь придать им тот эмоциональный настрой, то восприятие событий, которое было присуще ему, его товарищам — его поколению: мальчикам, выжившим в ленинградской блокаде, а потом ставших «ваньками-взводными» в пехоте на передовой Великой Отечественной войны. Для широкого круга читателей.


Единственный шанс

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лейтенант Бертрам

«Лейтенант Бертрам», роман известного писателя ГДР старшего поколения Бодо Узе (1904—1963), рассказывает о жизни одной летной части нацистского вермахта, о войне в Испании, участником которой был сам автор, на протяжении целого года сражавшийся на стороне республиканцев. Это одно из лучших прозаических антивоенных произведений, документ сурового противоречивого времени, правдивый рассказ о трагических событиях и нелегких судьбах. На русском языке публикуется впервые.


Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

Еще гремит «Битва за Англию», но Германия ее уже проиграла. Италия уже вступила в войну, но ей пока мало.«Михаил Фрунзе», первый и единственный линейный крейсер РККФ СССР, идет к берегам Греции, где скоропостижно скончался диктатор Метаксас. В верхах фашисты грызутся за власть, а в Афинах зреет заговор.Двенадцать заговорщиков и линейный крейсер.Итак…Время: октябрь 1940 года.Место: Эгейское море, залив Термаикос.Силы: один линейный крейсер РККФ СССРЗадача: выстоять.


Так это было

Автор книги Мартын Иванович Мержанов в годы Великой Отечественной войны был военным корреспондентом «Правды». С первого дня войны до победного мая 1945 года он находился в частях действующей армии. Эта книга — воспоминания военного корреспондента, в которой он восстанавливает свои фронтовые записи о последних днях войны. Многое, о чем в ней рассказано, автор видел, пережил и перечувствовал. Книга рассчитана на массового читателя.


Моя война

В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.