В огне братоубийственной резни… 1918-1919 годы - [14]

Весь процесс большевизации Украины сопровождался нарастанием трений центра с украинскими советскими властями. Украинский ЦИК жаловался Совнаркому и В.И. Ленину, почему В.А. Антонов-Овсеенко назначает своих комиссаров, без согласования с местными органами, почему М.А. Муравьев не подчиняется и не считается с ЦИКом и т. п. В.И. Ленин слал телеграммы В.А. Антонову-Овсеенко сначала в том духе, что одобряет неуступчивость к местным соглашателям… В.И. Ленин писал: «Особенно одобряю и приветствую арест миллионеров-саботажников… Советую отправить их на полгода на принудительные работы в рудники… приветствую вас за решительность…» Но затем В.И. Ленин стал недоумевать, «в чем собственно дело», и что вмешательство во внутренние дела Украины «нежелательно». Антонов- Овсеенко, в свою очередь, оправдывался, что местные власти не присылали к нему работников, приходилось ставить на посты тех комиссаров, какие были под рукой. Он пишет: «А были эти ребята, по большей части, приезжие питерцы или моряки бравые, но малоопытные, не умевшие находить оборотов речи там, где видели контрреволюционную закорючку или саботажный выверт, иногда это были люди совсем недостойные. Так, комендант Харькова матрос Канунников запомнился своим пьянством, военный начальник Конотопа матрос Дуденко своими необдуманными действиями спровоцировал мятеж мобилизованных красноармейцев. Что и говорить, матрос Канунников вполне мог оказаться заурядным пьяницей, а его коллега Дуденко просто дураком, который, как говориться, «не въехал» в ситуацию.

Но в очернении матросов было много и вранья, причем, во многих случаях, вранья сознательного, формировавшего образ матроса-убийцы и изувера. Например, киевский эмигрант Н.М. Могилянский в своих воспоминаниях рассказывает страшилку, что некий матрос-балтиец Цыганок, будучи полновластным владыкой Глухова, он, якобы, отдал приказ… перебить детей- гимназистов, как будущих «буржуев». Впрочем, никаких других свидетельств существования (а тем более выполнения!) данного приказа, кроме «воспоминаний» киевского эмигранта, не имеется. Столь же абсурдной является цифра убийства матросами 400 флотских офицеров в Одессе, которую приводит антибольшевистской борьбы и эмигрант С.П. Мельгунов, ссылаясь на… некие немецкие источники. Еще более абсурден слух, запущенный полковником А.И. Эрдманом, что революционные матросы «вырезали» в Киеве и Одессе 10000 офицеров (!?)…

К воспоминаниям «эмигрантов-очевидцев» вообще следует относиться с большой осторожностью. В этой связи следует признать, что во время Гражданской войны общественное сознание зачастую формировали не реальные факты экстремизма, а слухи о них. Так что информационная война вовсе не является изобретением ХХI века…

* * *

Во многом, по схожему и одновременно с украинским сценарием развивалась большевизация Дона и Кубани. После того как в ноябре 1917 года одному Черноморскому флоту не удалось подавить «калединскую контрреволюцию», и в декабре и в первой половине января занимавшемуся в основном своей – «внутренней», в январе 1918 года активизировались силы, направляемые большевистским центром, с координацией через В.А. Антонова-Овсеенко. Эти силы двигались к Ростову и Новочеркасску с разных направлений и также состояли из разношерстных частей старой армии, красногвардейцев и матросов, игравших авангардную «толчковую» роль. Закономерно, в одно время «созревал» и Дон. Как справедливо отмечал историк Гражданской войны Н.Е.

Какурин, «советские настроения на Дону ждали только небольшого внешнего воздействия, чтобы выявиться в полной мере». Основной задачей революционной стратегией «в указанный период являлись не столько самостоятельные стратегические концепции, сколько помощь этим внутренним силам движущим в работе, их проявления и чуткость в уловлении биения революционного пульса». Эту чуткость и на Дону отлично проявляли отдельные матросы и поэтому были способны воплощать «стратегические концепции» по большевизации. Так, 11января 1918 года на заседании Кронштадтского Совета Е.З. Ярчук свидетельствовал следующее о действиях калединском фронте: «На митингах, в Совете кронштадтским дают слово вне очереди… Наши кронштадтцы приводят Каледина в ужас… Мы избаловались. Те, которые у нас не считаются работниками, там являются первыми работниками, выступают на митингах и перевертывают там все порядки… Не важно, сколько будет послано (кронштадтцев на калединский фронт – В.Ш.), но важно, чтобы разнеслось известие, что едут кронштадтцы. Когда мы послали агитаторов, во всех газетах было сообщено, что едет отряд 3000 кронштадтцев, и, прежде чем приехали наши агитаторы, Каледин освободил три станции…» Черноморский отряд анархиста А.В. Мокроусова, в первую очередь благодаря умению самого начальника агитировать, позже других покинув место своей дислокации (Симферополь), первым (вместе с советизированным отрядом донских казаков сотника Н.М. Голубова) подошел прорвался к Новочеркасску. По дороге численность отряда с четырехсот человек выросла до двух тысяч. При этом главным источником нахождения общего языка на разного рода митингах с местным «несознательным» населением, как и на Украине, просвещаемым относительно народного характера Советской власти, было определение общего врага – офицеров и «кадетов». Отсюда самоубийство Каледина 27 января 1918 года, перед вступлением отрядов Мокроусова и Н.М. Голубова в окрестности Новочеркасска и последующая волна террора к «буржуям» в городе Донской области. Итоги этого террора обобщила деникинская Особая комиссия. Здесь был полный «букет»: массовые грабежи в форме, хотя мокроусовский отряд не очень отличался от других матросских сухопутных отрядов, отправляемых на Дон, и таявших по дороге. Чуть ли не большинство матросов по пути рассеивалось по городам и селам, с целью грабежа или советизации, причем в последнем случае, с последующим занятием какой-нибудь руководящей должности (разница между грабежами и советизацией подчас была не очень большой). Повсеместно по ходу движения матросских отрядов проходили расстрелы офицеров, зачастую ничем не спровоцированные, как совершенно чудовищная казнь нескольких десятков раненых офицеров в одном из госпиталей, зверское убийство нескольких школьников-добровольцев…Только казачьих офицеров-калединцев в феврале- марте 1918 года в Новочеркасске и Ростове было убито несколько сотен человек, в том числе 14 генералов и 23 полковника. Именно матросы являлись инициаторами и арестов офицеров в Новочеркасске, требуя от казачьего ревкома суда над ними, угрожая в противном случае самосудами. Именно матросы произвели арест (с изъятием всех домашних ценностей), несмотря на несогласие большевистского штаба, и значительных толп обывателей, архиепископа Донского Митрофана и бывшего с ним протоирея. Они же сами производили расстрелы лиц, которых, как они считали, не следовало «тянуть до суда», как, например, генерала В.И. Сидорина только за то, что на его квартире останавливались офицеры отряда генерала Корнилова. Такое поведение быстро обострило противоречия матросов с казачьими пробольшевистскими властями и с «красным сотником» Н.М. Голубовым. Любопытный факт – матросы не «постеснялись» забраться в гостиничный номер Н.М. Голубова и забрать у него понравившуюся им шашку, что, в конце концов, сыграло свою роль в переходе Н.М. Голубова на антибольшевистские позиции. Вакханалии в Новочеркасске способствовало и то, что там одновременно действовали матросы разных отрядов. Так, в колонну Ю.В. Саблина (где главной силой был отряд А.В. Мокроусова) на завершающем этапе влился эсеро-анархистский отряд кронштадтцев, под командованием анархистов Каллиса и Е.З. Ярчука, как вспоминал В.А. Антонов-Овсеенко, это были «ребята очень требовательные и обидчивые, добивавшиеся себе в Харькове, до убытия на фронт, по револьверу и дополнительного вооружения».