В одно мгновение - [81]

– Не-а. Не понимал.

Он останавливается, поворачивается к ней, кладет руки ей на плечи.

– Я бы отдал их тебе, – говорит он. – Если бы я тогда знал, что эти носки спасут тебе пальцы, я бы отдал их тебе.

Он хочет в это верить и, наверное, даже верит. И я верю, что, если бы авария случилась сегодня, он бы так и поступил. Он бы отдал ей свои носки. Но сегодня он не тот, кем был в тот день. Я все видела. В тот день, когда пробил час, он понял, что хочет жить.

Хлоя тоже это знает. Со слабой улыбкой она отворачивается и идет дальше по пляжу. Она шагает, опустив голову, и Вэнс идет рядом с ней, ссутулившись, глядя на песок у себя под ногами. Хлоя снова берет его за руку, потом вдруг наклоняется и подбирает маленькое, белое, обточенное океаном стеклышко. Она кладет его в карман. Вернувшись домой, она положит его в стеклянную банку, что стоит на комоде в нашей комнате. В этой банке хранится коллекция пляжных находок за всю нашу с Хлоей жизнь.

– Ты чудо, – говорит Вэнс, глядя на их сплетенные руки.

Это не комплимент, скорее он констатирует факт. Она прощает ему то, что нельзя простить, и я едва могу это вынести.

* * *

Они возвращаются как раз к моменту, когда мама ставит на стол окорок.

– Я уж думала, придется выслать за вами поисковый отряд, – говорит Обри, когда они входят в дом.

При этих словах все, кроме Бена, в ужасе застывают. Обри ничего не замечает или умело притворяется, что не замечает.

– Не верится, что до нашей свадьбы осталось всего пять недель, – говорит она, и ее непосредственность чудесным образом восстанавливает пошатнувшееся было равновесие.

Они вшестером наслаждаются ужином и на удивление здорово проводят время вместе. Мне это нравится – и в то же время я страшно злюсь. Я тоже хочу быть там, с ними, хочу наслаждаться ужином и веселиться.

Когда десерт почти съеден, Обри говорит:

– Кстати, Хлоя, я привезла платье. Примеришь?

Хлоя в ответ то ли ухмыляется, то ли стонет, словно не знает, как ей реагировать. Похоже, она уже выросла из образа «колючего подростка».

– О чем это вы? – спрашивает мама.

– Хлоя согласилась быть подружкой невесты, – говорит Обри.

Мама радостно визжит и хлопает в ладоши, а глаза у нее влажнеют.

– Ты будешь в платье подружки невесты? – спрашивает она, словно не смела даже надеяться на такое. – Можешь его примерить? Пожалуйста!

– Сейчас? – спрашивает Хлоя, медленно розовея.

Мама выглядит как ребенок, получивший на Новый год велосипед, о котором мечтал целый год. Она все еще сжимает руки, словно умоляя Хлою согласиться, и даже подпрыгивает на стуле.

– Ладно, – говорит Хлоя, – мучайте меня на Пасху. Но знаешь, Обри, такой жестокости я от тебя не ждала. Привезти платье, понимая, что сегодня здесь будет вся семья. Ты за это поплатишься! – С этими словами Хлоя встает из-за стола, берет лежащий у входной двери чехол и идет вверх по лестнице.

– Я тебе помогу, – говорит ей вслед папа. – Обожаю мстить. И потом, надо как-то оживить эту вашу свадьбу.

Он подмигивает Хлое, а я чуть не плачу. Все мыслимые выходки и розыгрыши были нашей темой. Папиными соучастниками всегда были мы с Озом. Мы с папой уже придумали и тщательно разработали план действий: мы собирались превратить свадьбу Обри в по-настоящему запоминающееся событие. А теперь папа сговаривается с Хлоей. Как мерзко быть мертвой. Я торчу не пойми где и просто смотрю, как остальные делают все то, что я хотела и должна была сделать сама.

– Не вздумайте испортить мне свадьбу, – говорит Обри, одновременно боясь, что папа что-нибудь вытворит, и надеясь, что его план внесет толику легкомысленности в мероприятие, которое уже теперь представляется ей страшно скучным.

– Мы с Хлоей просто чуток повеселимся, – подзуживает папа.

Я мучаюсь от того, что никогда больше не придумаю с папой план, как подпортить свадьбу сестры, и не попробую приготовленный мамой окорок, и не сяду за стол вместе со всей своей семьей. Как же это несправедливо!

Хлоя спускается по лестнице в принесенном Обри платье. Под ярко-зеленой широкой юбкой из тафты, пышным облаком раскачивающейся вокруг нее, виднеются носки «мартинсов».

Когда Хлоя движется, платье шуршит так, словно сделано из бумаги. Папа сидит с совершенно невозмутимым видом, но мама не может сдержаться и прыскает со смеху, разбрызгивая вино, глоток которого только что сделала. Обри тоже смеется, тихое хихиканье перерастает в гомерический хохот, который разлетается по комнате, словно убийственный вирус, и вот уже все они чуть не плачут от смеха, а мама, задыхаясь, предупреждает, что прямо сейчас описается.

Воспользовавшись моментом, Хлоя стаскивает Вэнса со стула и принимается вальсировать с ним посреди гостиной. К ним присоединяются Обри и Бен: Бен кружит Обри, притворяясь, что они отскакивают, словно мячики, от зеленого облака тафты. Бинго скачет вокруг и по-щенячьи визжит. Папа сидит, положив больную ногу на соседний стул, и наблюдает за происходящим с широкой, от уха до уха, улыбкой. Мама быстро оглядывается на него. Почувствовав это, он поворачивается к ней. Она тут же отводит глаза, но папа все равно цепко, пристально смотрит на нее, и я вижу, что это уже не феромоны. Это любовь всей его жизни, его единственная любовь.