В одежде человека. Сфинкс или робот - [12]

— Птичка пришла!

— Ты умный малыш, — сказал я Вилле. — А я умная птица. Думаю, мы с тобой подружимся.

И мы действительно подружились. Но прежде чем пойти гулять, я решил немного осмотреться в квартире. Я впервые оказался в гнезде человека, и многие вещи были для меня удивительными. Прежде всего, то, что стены стояли слишком близко друг к другу, а потолок нависал над самой головой. Я знал, что за стенами находились другие такие же маленькие гнезда.

Практически все предметы в квартире были мне незнакомы: книги, зеркала и картины, плита и холодильник, радио и телевизор. Вилле помогал мне освоиться, он ходил за мной по пятам и громко называл все предметы. Видимо, он только-только этому научился и с радостью демонстрировал свои умения. Но имена, как известно, не всегда могут рассказать о том, как тот или иной предмет следует использовать.

Собрать Вилле на улицу оказалось невероятно сложной задачей. Он бегал по квартире босиком, а я заметил, что в городе все люди носят какую-нибудь обувь. В коридоре я обнаружил маленькие ботиночки, но натянуть их на ноги Вилле было не так-то просто. На вешалке висела также маленькая курточка, надеть которую не составило большого труда, но на ней было так много пуговиц и застежек, что провозился я с ними очень и очень долго. В завершение всего оказалось, что в ботинках Вилле ходит гораздо хуже, чем без них, и мне пришлось нести его в парк на руках.

В песочнице возились дети. Все они были примерно того же возраста, что и Вилле, чуть старше или чуть младше. Вокруг песочницы сидели женщины, кто с вязанием, кто с книжкой. Они болтали друг с другом и изредка покрикивали на своих старательных питомцев, то ругая, то подбадривая их.

Мои птенцы тоже любили возиться в песке, но там, на родном берегу, песок был гораздо светлее, чище и ровнее.

— А вот и Вилле, — сказала одна из дамочек, заметив наше появление. Все, кто сидел на краю песочницы, и некоторые из тех, кто сидел внутри нее, повернули головы в нашу сторону. Вилле ехал на мне верхом, крепко ухватившись за перья на щеках.

— Птичка, птичка, — раздался громкий голос из песочницы. Но дамы не обратили на этот крик никакого внимания. Они не сводили глаз с Вилле.

— Боже мой, — сказала женщина с вязанием в руках.

«Что-то не так», — подумал я и посмотрел на Вилле. Конечно, курточка сидела как-то криво, воротник явно мешал ему разговаривать, а руки торчали из рукавов, словно палки.

— У него же куртка надета задом наперед!

Ах, вот в чем дело! Я смутился и бросился расстегивать пуговицы на спине Вилле. Но у меня ничего не получалось. Одна из женщин любезно пришла мне на помощь. Дама, сидевшая рядом с ней, захихикала и указала на ботинки Вилле.

— Правый на левой ноге, а левый на правой!

Похоже, Вилле нравилось, что все так суетятся вокруг него. Его поворачивали, разворачивали, раздевали и одевали снова. Умелые женские руки быстро со всем справились.

Мне было очень стыдно еще и потому, что я услышал, как одна женщина шепнула другой:

— Ну и дает эта Сильвия, взяла мужчину в няньки!

Я решил было, что должен что-нибудь сказать в защиту госпожи Сормикас, например: «Простите меня, я не смог правильно одеть мальчика, но дело в том, что я птица, как справедливо заметили ваши дети, и живу среди людей всего третий день. Поверьте, за этот короткий срок невозможно научиться всему».

Но потом я подумал, что разумнее будет промолчать. И тихо сел на край песочницы неподалеку от Вилле. «Пусть говорят что хотят», — рассуждал я и рисовал кончиком пера на песке. Все малыши собрались вокруг. Каждый хотел меня погладить или потрогать мой клюв.

Я спел им песенку про корову:

Очень доброе животное — корова,

Никогда не промычит дурного слова.

Молока всегда и всем дает напиться

И теплом, и хлевом рада поделиться..

Только люди доброты не замечают

И говядиной корову величают.

Променять готовы все богатства вкупе

На густой навар и кости в супе.

Когда мы с Вилле вернулись с прогулки домой, меня ожидала новая проблема: ребенка надо было накормить. Госпожа Сормикас сказала, что еда для Вилле в холодильнике и что ее надо только разогреть. Но она забыла сказать, как. Холодильник я заметил сразу, как только вошел на кухню. Вилле тут же ткнул в него пальцем и сказал: «Холодиник». Открыть его было нетрудно. Он загадочно жужжал, и от него веяло холодным арктическим ветром. В холодильнике было много всяких баночек, бутылочек, фруктов, овощей и еще — о чудо! — две больших рыбины: щука и лещ. От их вида у меня подкосились лапы. Я с самого утра ничего не ел. Но не осмелился взять их без разрешения. Однако решил попросить у госпожи Сормикас хотя бы одну из них в счет моей первой зарплаты.

Я предложил Вилле щуку, но его нижняя губа стала подергиваться, и он отрицательно замотал головой. Помидор ему понравился, но я подумал, что одного помидора, пожалуй, будет недостаточно. В конце концов я нашел в холодильнике маленькую баночку, на которой был нарисован смеющийся малыш.

— Это твоя еда? — спросил я у Вилле, и он радостно закивал.

Но баночка была совсем холодной. Я стал греть ее в своих крыльях, но скоро сам замерз. И это называется «разогреть»? Прошло довольно много времени, прежде чем баночка нагрелась до комнатной температуры. Вилле все это время отчаянно кричал и катался по полу, требуя еды. Но баночку предстояло еще открыть, а крыльями это было сделать не так-то просто. Когда наконец мне удалось отвернуть крышку, Вилле уже есть не хотел. Меня же, напротив, обуял страшный голод, и мне ничего не оставалось, как подкрепиться его детским питанием. Вилле страшно обрадовался, когда увидел, как я уплетаю его странно пахнущее пюре, и стал кормить меня с ложечки. Я закрывал клюв и пытался направить ложку с пюре в сторону Вилле, но он сразу начинал визжать, и мне приходилось срочно соглашаться с условиями его игры. Не скажу, что мне это не понравилось.