В объятиях тени - [12]

— Эй, Билли, а ты можешь войти в голема?

Приткин неотрывно следил за мной, но его плечи слегка дрогнули.

— Не знаю, ни разу не пробовал.

Билли подлетел к статуе и смерил ее критическим взором. Билли вообще не любит в кого-то входить — это отнимает у него много энергии, к тому же не всегда приводит к успеху. Билли обожает другой трюк — проскочить сквозь человека, на ходу похитить у него парочку мыслей и вместо них оставить свои. Но сейчас нам это было ни к чему.

— Ладно, ничего не поделаешь, придется попробовать, — буркнул Билли.

Едва он вошел в статую, я поняла, почему подобные эксперименты всегда проводятся под строгим контролем. Внезапно голем сорвался с места и выскочил в офис, где принялся расшвыривать кадки с цветами; девицы с визгом вылетели из комнаты. После этого статуя развернулась и, размахнувшись, так стукнула Приткина, что тот растянулся на полу.

Не знаю, делала она это по команде или сама по себе; во всяком случае, я решила, что сама по себе, когда голем принялся носиться по крошечной комнатке, круша все вокруг и ударяясь о стены, словно бильярдный шар. Не успев увернуться, я тоже схлопотала скользящий удар, от которого отлетела в сторону и повалилась на мага. Я хотела крикнуть Билли, чтобы он немедленно оставил статую в покое, но не успела — в живот мне уперлось колено Приткина. Честное слово, я этого не хотела, все получилось как-то само собой — каблуки у меня острые, к тому же удар пришелся магу в какое-то чувствительное место. Кажется, это было не колено.

Пока я пыталась восстановить дыхание, чтобы еще раз приказать Билли остановиться, на меня навалилось очень знакомое, но чрезвычайно неприятное ощущение. Принято считать, что пифия управляет временем, а не наоборот, да только моя сила об этом, кажется, не знала.

«О нет, только не сейчас», — подумала я и тут же провалилась в холодное, серое безвременье.

Короткий полет в пустоте — и земля, поднявшись навстречу, ударила меня по лицу. Немного придя в себя, я поняла, что лежу на деревянном полу, покрытом восточным ковром с черно-красным узором. На какую- то долю секунды мне показалось, что я вновь вернулась в бар, но тут возле моего лица появились чьи-то ноги, потом еще одни. Странно, на туристов не похоже.

На женщине были крошечные черные шелковые туфельки, украшенные гагатовыми бусинами, в тон расшитому бисером черному вечернему платью, подол которого находился рядом с моим лицом. Бисерная вышивка поднималась вверх, к неправдоподобно тонкой талии, где исчезала, чтобы, как я решила, не мешать созерцанию великолепных бриллиантов, украшавших шею женщины и ее золотистые локоны. Я взглянула в ее чудные голубые глаза, которыми она с отвращением разглядывала меня, и отвернулась. Не следует долго смотреть в глаза вампиру, а в том, что женщина была вампиром, не было никакого сомнения.

С трудом поднявшись на ноги, я получила еще один удар, отчего едва не упала, — только Тони, этот прирожденный садист, мог заставить официанток своего казино носить туфли на высоких каблуках, — но меня подхватила чья-то рука. Очень знакомая, кстати.

Спутник женщины также был в вечернем костюме — черный фрак, жилет, белая рубашка и белый галстук-бабочка. Его туфли сверкали не меньше, чем его скромные украшения — золотые запонки и золотая заколка, удерживающая забранные в конский хвост волосы. Подобная скромность меня ничуть не удивила — Мирча никогда не любил привлекать к себе внимание. Меня изумило другое — внезапная волна сумасшедшей радости, которую я почувствовала, когда наши глаза встретились.

Меня поразила мужская красота Мирчи. От его потрясающей фигуры захватывало дух, его длинным изящным ногам позавидовал бы танцовщик или легкоатлет, благородные черты лица подтверждали его принадлежность к старинному аристократическому роду. И лишь одна деталь портила безупречный образ: полные, чувственные губы.

Возможно, среди его предков все же попался какой-нибудь крестьянин, пусть этот человек и не обладал изысканностью манер и внешностью господ аристократов, зато сохранил умение петь, смеяться и веселиться с той страстью, о которой его хозяева давно забыли. Считалось, что сыном цыганки был Дракула, но мне иногда казалось, что легенда лжет и это в Мирче течет цыганская кровь. И если это так, то она ему весьма кстати.

Он небрежно поддержал меня под руку, и от этого прикосновения по моему телу пробежала дрожь. Я попыталась вспомнить, что Казанова говорил о гейсе, и ничего не вспомнила. Не знайся я с ведьмами и колдунами, то могла бы поклясться, что никакого гейса не существует.

соображая, я начала водить руками по груди Мирчи, вернее, по его малиновому шелковому жилету, вышитому красными драконами, которые становились видны только тогда, когда на них падал свет. Чудесная тонкая вышивка нежно ласкала мои пальцы. Мне казалось, что я вижу каждую чешуйку на тел Внезапно рука наткнулась на нечто более интересное — соски, слабо проступающие сквозь несколько слоев ткани.

Дрожа от наслаждения, я легонько провела по ним кончиками пальцев. Находиться рядом с Мирчей было гораздо приятнее, чем терпеть слабые попытки Казановы соблазнить меня. Я могла бы отодвинуться, опустить руки — но не собиралась это делать. Еще чего!