В облупленную эпоху - [20]

Потом его отправили в пионерский лагерь. Нет, не вожатым и не воспитателем, ни в коем случае, — маляром в той же бригаде, но подальше от производства. Мужики, приехавшие ремонтировать лагерь, естественно, не могли допустить его к малярным работам. Ему поручили жарить рыбу. В бытовке имелась газовая плита, Сема сказал, что умеет ею пользоваться, и все… Мужики ушли работать и пообещали в одиннадцать явиться к завтраку.

В рационе маляров на завтрак полагается минимум сто граммов водки, иначе работы не будет. Рыба стояла на столе, водка тоже, и все это обещало изумительную радость. После первой стопки грубые от работы руки маляров потянулись к рыбе. Попробовав ее, мужики начали выбегать из бытовки, а когда возвращались — спрашивали, что Сема сделал с рыбой? И Сема отвечал, что он ее жарил.

— А как ты ее жарил, мишигинер? — догадался спросить бригадир дядя Саша, и Сема ответил, что рыбу, как и полагается, он обвалял в муке, которую взял в бачке. И он таки показал, где взял муку. Мужики посмотрели в сторону бачка, развернули его (чего не догадался сделать Сема) и прочли надпись. Даже такие мишигинеры, как Сема, в те годы умели читать. И надпись на бачке Сема успел прочесть раньше, чем это сделали мужики, и потому был уже недосягаем для них. «Хлорка» — было написано красной краской на том самом алюминиевом бачке.

Сему в тот день так и не нашли, а в городе Сема подал заявление об уходе из бригады маляров по состоянию здоровья. Запах краски ему был явно противопоказан.

Таких мишигинеров в нашем городе больше нет. И это грустно.

КТО ИЗ НАС НЕ УСПЕЛ СОСТАРИТЬСЯ

Помнишь, мама, я обманул тебя, сообщив, что мне залечили гастрит и я могу идти в армию? Терапевт из медкомиссии военкомата, твоя подруга, сказала, что гастрит как был, так и остался, она предлагала отсрочку. Я отказался и ушел… в стройбат, а мечтал о пограничных войсках. Я был тогда дураком, мама?

— Ты хорошо сохранился, сынок, — отвечала мама, покручивая левой рукой у виска. И снова становились очевидными две вещи: наличие у нее чувства юмора и отсутствие правой руки.

Стройбат — неизбежная закономерность, ожидавшая двоечника, дважды не поступившего в юридический институт. Уход в армию был событием для меня и вечным удивлением для мамы. И что с того, что ее сын плохо учился в школе? А увлечение техникой? Яша Рабинович, мастер цеха, куда мама привела меня после школы, говорил, что из меня вышел неплохой токарь, учитель по классу баяна хвалил технику игры.

— В конце концов, — кричала мама, — мой сын три года занимался боксом, и вот на тебе — «стройбат»!

— Он тебе нужен, Саша? — спрашивала мама.

— Нужен, мамочка.

Не только мне, но и многим в те годы было известно, что ангарский военно-строительный отряд не столько армия, сколько сообщество уголовников, наделенное правом беспредела. Но, видно, именно стройбат нужен был мне, воспитанному очкарику, чтобы научиться выживать, слышать и чувствовать опасность.

Несколько лет спустя я, тогда секретарь Биробиджанского райкома комсомола, приехал в село Красивое, где так называемые посланцы комсомола с приличными сроками за спиной вместо геройского труда на агрегате витаминно-травяной муки устроили пьяный шабаш. Требования Устава ВЛКСМ и постановление XVIII съезда комсомола для них были неубедительны. Они пили водку, а я пытался их усовестить. Но, к счастью, дарованному мне стройбатовским опытом, я скорее почуял, чем увидел, нож в руках у «комсомольца». Убежать? Без проблем, да только еще один обладатель комсомольской путевки уже перекрыл дверь. Это была петля, как сказал бы мой армейский друг Сашка по кличке Хрипатый.

— Земляк, — сказал я, поскольку терять уже было нечего, — перо без дела не достают, такие понты для фраеров, давай о людском…

Внешность моя явно не соответствовала произносимому тексту. Он убрал нож и предложил выпить. Поладили. Утром агрегат работал и пошла «витаминка». Я возвращался в город, где, расскажи обо всем маме, вновь услышал бы безнадежную констатацию факта моей вечной молодости. Как необходима, но скучна мудрость.

Пройдет два-три года, и в Биробиджане появится первая молодежная независимая газета «Взгляд». Мы будем делать ее вместе с Леонидом Школьником, известным в те годы журналистом. Каждый номер — взрыв, скандал, разоблачения. Азарт — профессиональное заболевание журналистов. Потом становится скучно. Чем больше свободы для прессы, тем слабей реакция читателей. А хочется результата. Чтобы как в кино — найти и обезвредить.

Именно тогда в жизни должен был появиться Сергей Мартынов — умница, Следователь, Богом поцелованный, потом судья областного суда и большой любитель Высоцкого. Мы пили чай и говорили о книгах, курили «Беломор» и читали Галича. Если честно сказать, Сергей появился гораздо раньше, просто тогда пришло время принятия очередного нестандартного решения.

— Хватит валять дурака, займись делом, — сказал Сергей. Странно, мне казалось, что ему нравится, как я пишу. Он угадал-таки то, о чем я подумал. — Мне нравится, как ты пишешь. Пиши на здоровье, но займись делом.

Мама тогда была за границей и по традиции все узнала последней: