В ноздре пирамидона - [4]

Шрифт
Интервал

Жена Анциферова - Катя - сидела со своей подругой Макаровой на диване - смотрели телевизор. Вдруг фильм прервался, и на экране вспыхнул черный круг. Женщины вздрогнули от ужаса и впились глазами в телевизор. Появился диктор и бесстрастным голосом произнес, что час назад при невыясненых обстоятельствах был убит Сергей Сергеевич Анциферов, скульптор-надомник, известный всей области мастер-умелец. Имеющих какие-либо сведения, касающиеся убийства, просим сообщить в горотдел милиции. Показали фотографию убитого, но женщины ее не видели: Екатерина Анциферова билась в истерике, а Макарова успокаивала ее, поливая водой из ковша...

На следующий день приехал из годовой командировки Макаров. "Какой ты красивый", - радостно проговорила Макарова, обнимая мужа, но вдруг закусила нижнюю губу и обернулась на сидящую в кресле подругу. "Я слышал", предупредил жену Макаров и покрутил на указательном пальце черную кожаную шляпу...

"Успокойся, Катя. Нужно держаться", - сказал Макаров и легонько хлопнул ее по заду, как, бывало, делал покойник. Катя посмотрела на Макарова и отшатнулась: на деревянном лице его тускло светили выпуклые глаза, отливая в зрачках серебром; тонкогубая улыбка лишь подчеркивала жуткое выражение глаз. "Пойдем, Катя", - мягко сказал Макаров и взял Анциферову за руку...

В доме был прохладный полумрак. Дверь кабинета покойного мужа была распахнута. В кабинете кто-то сидел в кресле мужа и курил. "Ой!" - сказала Катя. "Не бойся, - успокоил ее Макаров, - это свои". Катя вцепилась в руку спутника. В кресле сидел Сысоев, убитый десять месяцев назад. "Это Сы..." сказала Катя и рухнула на пол. "Да, Сысоев", - подтвердил человек в кресле и затянулся. Через спинку стула рядом с креслом был перекинут черный плащ, на столе у пепельницы лежала черная шляпа. "Ну, как дела, Макаров?" спросил Сысоев. "В порядке", - ответил Макаров, взял шляпу со стола и надел на Сысоева. "Пора убираться, - добавил он, - минут через сорок нагрянет милиция". Сысоев взял со стола картонку с пластилиновыми фигурками и поставил на пол. Они быстро стали уменьшаться, уменьшились соответственно пластилиновому газику, прыгнули в него, и тут вошла милиция.

"Еще одна жертва", - прохрипел майор с рыжими усами. "Насильственная смерть наступила полчаса назад", - сказал врач и задумчиво постучал по коробке с пластилином...

СВЕРНУ В КАКУЮ-ТО ПОДВОРОТНЮ

Сверну в какую-то подворотню - там будет колодец двора, подниму голову и увижу Большую Медведицу и Полярную звезду. Запомню, где Север, - выйду из подворотни и пойду прямо на Север. На пути окажется афишная тумба, я вскарабкаюсь на нее и спущусь с другой стороны; на пути окажется дом - я влезу на крышу по водосточной трубе (труба будет плохо прикручена, и я смогу упасть, но не упаду), я влезу на крышу и посмотрю вверх: "Да, я взял правильное направление", - и спущусь по пожарной лестнице. На пути моем будет городское озеро (наверное, Останкинский пруд), я подойду к берегу и найду лодку(плавать я не умею). Я переплыву озеро - на пути у меня будет Останкинская башня: я куплю билет на смотровую площадку, а там, на площадке, скажу работникам телебашни, что я монтажник и должен проверить, как закреплен флаг, - мне откроют дверь к винтовой лестнице; я поднимусь к мачте, на которой держится флаг, и спущусь с северной стороны: я узнаю ее по флюгеру, который рядом с флагом (потому что небо будет в тучах), я спущусь по сизальскому канату: один конец привяжу к башне, а другим себя за ноги и прыгну, канат длиной 536 метров - на метр короче башни. Внизу я отвяжу себя и пойду через парк, там я перелезу через двадцать деревьев и два забора и выйду на окружную дорогу, рядом с постом ГАИ, я подожду, когда зажжется зеленый, и выйду за город. А там все просто, там будут леса и дороги, там уже легко... там уже до Севера рукой подать, до Севера, до Северного полюса, где Полярная звезда висит низко-низко и прямо-прямо над головой.

АППАРАТ СОЧУВСТВИЯ

Алкен шла как обычно, быстро семеня прямыми ногами. Я в это время сидел на крыше и все видел. Она подошла к киоску "Мороженое", купила пачку "Явы" за сорок копеек, зашла за будку и стала курить. Я спустился по водосточной трубе и подкрался к ней поближе. Лицо ее с большими глазами и припухлыми чуть-чуть губами было печально. Она грызла спичку, держа ее у рта левой рукой, в тонких пальцах правой была потухшая сигарета. Мне показалось, что Алкен сейчас заплачет. Сердце мое судорожно забилось, и я сам чуть не заплакал, но объявиться не решился, стоял и смотрел, боясь, что она сейчас уйдет. Алкен что-то мучило, я хотел знать, что тревожит ее сейчас, что заставляет печалиться. Она вдруг подняла глаза, глядя прямо в мою сторону (у нее очень чуткая нервная система), что я даже не успел настроить аппарат сочувствия. Алкен скользнула по мне взглядом, но меня не увидела. Глаза ее застилали слезы. В смятении я сильно сжал аппарат рукой, так, что он треснул. "Плевать", - равнодушно подумал я, бессмысленно посмотрел на него, не понимая, зачем он мне нужен. "Как бездушный аппарат может помочь человеку?" - вдруг пронзила меня острая и гневная мысль, я сильно разозлился, сильно размахнулся и бросил аппарат в сторону парка. Невольно провожая его взглядом, я вдруг увидел, что аппарат изменил направление на противоположное и летит прямо на меня. Он летел очень быстро, так, что я едва успел пригнуться. Пролетев надо мной, аппарат вдруг ударил в спину толстого дядьку в кожаном пальто - так сильно, что дядька подскочил на полметра, пальто у него расстегнулось, и из внутренних карманов его стали выскакивать светлые бумажные листочки. Выскочив из карманов, бумажки взмыли вверх и, выстроившись клином, стали пикировать на прохожих, влетая им прямо в руки. Я посмотрел на Алкен - и Алкен держала в руках листочек.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.