В Новом Свете - [119]

Как водится, у молодых началась цепь мелких разочарований друг в друге, тайных обид, тревожных предчувствий. Он вдруг осознал, что вожделение отдавало его в полное подчинение жене. Так как проституция у них запрещена, мужчина часто испытывает такие же мучения, как не доенная корова. А женщина, нащупав этот рычаг своей власти над мужем, начинает пользоваться им, порой без всякой корысти прячется за «устала, болит голова, нет настроения». С другой стороны, и мой инженер начал подозревать себя в неискренности, в том, что все его проявления нежности и любви к жене есть на самом деле только стратегические ходы, нацеленные на получение ночных ласк.

Жизнь тем временем текла своим чередом. Они оба ходили в свои конторы, на вечеринки к друзьям, на торжественные юбилеи к родителям. И, поскольку он был хорош собой (я выбрала его не зря), он всюду ловил многозначительные взгляды других женщин, их прелестные лица и стройные фигурки загорались потом в его воображении манящими витражами. К некоторым подругам жены он испытывал такую нежность, что таить её казалось ему позорным лицемерием. Нет, он не поддавался соблазну, не отвечал на заигрывания, не откликался на телефонные звонки. Но тоска по новой влюблённости, по этой жаркой дуге, загорающейся между двумя свободно выбравшими друг друга, томила его не переставая. Она убивала его любовь к жене. Ведь ради кого он держал себя в узде, ради кого так обеднял свою жизнь? Он начинал смотреть на жену как на тюремщицу, поставленную держать под замком золотую ленточку свободы, без которой жизнь теряла волшебный аромат тайны и непредсказуемости.

Их брак продержался меньше двух лет. Слава Богу, не успели завести детей, разошлись без злобы. Но урок, усвоенный из первого брака, мой инженер заучил крепко. На устои он не покушался, не собирался бороться с моральными канонами. Он просто понял, что для него они невыполнимы. Что для него отказ от новых влюблённостей был равносилен отказу от любви вообще. И, вступая во второй брак, он твёрдо знал, что будет изменять новой жене, ибо только так он может сохранить свою любовь к ней — любовь свободного человека.

Потом, вглядываясь в жизненные драмы клиентов нашей адвокатской конторы, я не раз вспоминала исповедь моего инженера. Они не умели высказать свои чувства так откровенно и внятно, как он, но весь запутанный клубок их страданий вырастал, мне кажется, из того же корня. Воспитанные в идолопоклонстве перед свободой любовного выбора, они оказываются совершенно не готовы к неизбежному исчезновению золотой ниточки свободы из брачного каната и начинают винить себя, друг друга, родителей, судей — и браки рушатся один за друшм, оставляя позади растерянные, заплаканные глаза детей, у которых ни за что, ни про что отаяли самое главное: безопасность надёжного домашнего пристанища. И сколько раз уже мне доводилось видеть, как люди, созданные друг для друга, считали своим долгом расстаться только потому, что одного из них опалила мимолётная новая влюблённость.

Культ свободы и равенства между полами доведён у сегодняшних американских землян до гротеска. Я не понимаю, откуда ещё берутся смельчаки мужчины, готовые взваливать на себя брачное ярмо. Не пришлось бы им вернуться к обычаям древнегреческой Спарты, где на холостяков накладывали штрафы и водили обнажёнными по базару как товар, предлагаемый на продажу. По их нынешним правилам жена может в любое время оставить мужа, без всякой вины с его стороны, забрать детей, и суд приговорит оставленного отца оплачивать содержание жены и детей до достижения ими совершеннолетия. Обломки этих семейных корабликов заполняют города и посёлки, трагические истории всплывают в фильмах и книгах, но мечта иметь семью и детей не умирает и манит — толкает — гонит доверчивых под венец снова и снова.

Я не знаю, дорогой профессор, как американские земляне вывернутся из тупика, в который их загнало безудержное прославление двух несовместимых вещей: любви и свободы. Может быть, им следует признать, что выращивание потомства есть важнейший вид трудовой деятельности и потому заслуживает того же, что уже имеют все остальные виды труда: узаконенный ежегодный отпуск. Буду посылать вам дальнейшие отчёты об устройстве их семейных отношений, которое медленно, но неуклонно продолжает меняться у нас на глазах.

NB: «Дорогой, ну что, что ты нашёл в ней, чего нет во мне?!» — «Неужели ты не понимаешь? Это же так очевидно... Я перед ней ещё ни в чём, ни в чём не виноват».

Вариации на тему

Спрашивается: может ли средний американец, который порой не знает имён Гитлера и Сталина, загружать свою память сведениями о семейной жизни и нравах других народов? Да ещё тех, которые живут в неведомых краях? В диких горах, в полярной ночи? Или жили сто, двести, тысячу лет назад? Какое ему дело до того, что когда-то был матриархат и женщина — продолжательница рода — была естественной руководительницей семейного клана? Или до тех племён, у которых до сих пор существует полиандрия, то есть многомужество? Или до тех, у которых священный закон гостеприимства включает в себя обязательный визит хозяйки дома в постель гостя? Для среднего американца это всё вынесено за границу дикости и может вызывать только любопытство, как жизнь странных существ на дне океана.