В незнакомых садах - [21]

— Купи воды! — крикнула мне Марианна, а Даниэль добавил:

— И мне.

У барной стойки сидел начальник станции, который, должно быть, зашел через боковой вход.

— Кто-то умер, — сказал он мне, кивнув в сторону поезда, — умер от жары.

— А тетке моей поездка пошла на пользу, — сообщил бармен, — у нее был опоясывающий лишай. Когда она вернулась из Лурда, от болезни и следа не осталось. Но врачи этого не признали. А теткиному возмущению не было конца.

Я заказал напитки.

— Вы еще молоды, — сказал мне начальник станции. — В ваши годы я не задумывался о подобных вопросах. Но здоровье не купишь.

Когда я вышел на перрон, Марианна сказала:

— Они кого-то выносят.

— Знаю, — ответил я, — выносят покойника.

Открылась дверь одного из вагонов. Оттуда спиной к нам вышел мужчина в ярко-оранжевом жилете. На его шее блестели капельки пота. Он осторожно сошел вниз по лестнице, за ним показались носилки, а вслед за носилками — еще один мужчина в ярко-оранжевом жилете. Последними вышли грузный мужчина в черном и монашенка. Больные во все глаза смотрели на группу, собравшуюся у поезда. Увидев это, монашенка мелкими шажками засеменила по перрону, что-то выкрикивая и так размахивая руками, словно загоняла кур. Некоторые больные втянули головы обратно. Даниэль рассмеялся. Санитары понесли труп с платформы. А священник пошел за ними.

— Интересно, мертвые потеют? — спросил Даниэль. — Или потоотделение сразу прекращается?

— Они все об этом знали, — разозлилась Марианна, — и при этом глазели на меня. Разве это нормально?

— С потерями приходится считаться, — сказал Даниэль.

— Просто дикость, — продолжила Марианна, — человек умирает на наших глазах, а я мажу тебе спину от каких-то дурацких ожогов.

— Человек умер еще в пути, — возразил я, — потому они и остановились. Потому и ехали так медленно.

— Да при чем тут это? — недоумевала Марианна.

Когда поезд тронулся, больные отошли от окон. Шторы снова опустились.

— Интересно, когда они приедут? — сказала Марианна. — Как вы думаете, далеко отсюда до Лурда?

— Не знаю, — ответил я. — Раньше завтрашнего утра они там точно не будут.

— Все мы где-то странствуем, — произнес Даниэль, — даже больные. Даже мертвые. Вот этого наверняка увезут обратно. Как будто есть какая-то разница.

Я представил себе поезд, идущий ночью мимо городов и деревень, где люди спокойно спят и ничего не подозревают об этих больных, которым не дают заснуть боль и волнение. Представил, как в утренней дымке вырисовываются Пиренеи.

— Поезд, битком набитый больными, — сказал я, а Марианна покачала головой.

Deep Furrows

Казалось, доктор Кеннеди ждет ответа. Он сделал большой глоток пива и взглянул на меня. Доктор признался, что рождение и смерть — вовсе не противоположности, а одно и то же.

— Мы возникаем из небытия и уходим в небытие. Как бы входим в пространство и вновь покидаем его. Разумеется, это банальщина, — продолжил он. — Всем известно, что тело создается из неорганического вещества, из нуля материи, и вновь растворяется, распадается в нем. Это изучают в школе, а потом забывают и верят во всякую ерунду.

Я оглянулся на музыкантов, которые кружком сидели посередине паба и беседовали между собой. Время от времени кто-нибудь из них брал несколько нот на своем инструменте, к нему присоединялся другой, однако все мелодии растворялись в шуме голосов.

Адрес заведения я узнал от Терри, с которым случайно познакомился на улице пару дней назад. Я заблудился, спросил его, как лучше пройти, и он проводил меня. Мы разговорились о музыке. Он посоветовал мне сходить в общинный центр. Терри сказал, там играют настоящую ирландскую музыку, а тот, у кого есть инструмент, может подыгрывать. Иногда он там поет. А еще рисует и пишет стихи. Если я приду, Терри подарит мне одно из своих стихотворений. На прощание он показал мне визитку: «Терри Маколи, специалист по генеалогии». Визитка была заламинирована. Только я дочитал текст, как Терри протянул руку, и я вернул визитку.

В центр я пришел рано и первым делом осмотрелся. В одной из комнат друг против друга сидели двое молодых людей и играли на гитарах, в следующей — старик разучивал какую-то песню вместе с несколькими детишками. На доске были написаны гэльские слова, но старик обращался к своим воспитанникам по-английски.

— Исполняя песню, вы должны ставить вопрос и давать ответ, — говорил он.

В глубине комнаты собралась небольшая аудитория взрослых. Двери всюду были открыты, так что в коридоре потоки музыки перемешивались. Откуда-то доносилась барабанная дробь.

Я направился в паб. Музыканты выходили один за другим — более десятка мужчин и женщин, молодых и старых. Они достали свои инструменты: скрипки, гитары, свистульки и барабаны. Мужчина настраивал скрипку, женщина взяла несколько нот на флейте, другие что-то обсуждали и беспрерывно смеялись. В это время доктор Кеннеди подсел ко мне, хотя рядом еще оставались свободные столики. Мне хотелось побыть одному, но доктор сразу принялся говорить. Он представился, и я тоже назвал свое имя. После этого говорил в основном он. Рассказывал то одно, то другое.

Потом появился Терри и сел у барной стойки. Я помахал ему, но ответа так и не дождался — Терри словно не видел меня. Он заказал ананасовый сок. Доктор Кеннеди спросил, знаком ли я с Терри. Бедолага, сказал он, эпилептик. Прежде Терри работал на ковроткацкой фабрике, но из-за постоянных приступов его пришлось уволить. Теперь он безработный и живет на пособие.