В небе Молдавии - [6]

Я побрел в казарму. Не раздеваясь, бросился на кровать. Душила обида.

Пришли Петя Грачев и Ротанов. Вместе с Пушкаревым они были у комиссара полка, но все уговоры оказались бесполезными: менять решение командира эскадрильи Чупаков отказался.

Прибежал Ханин.

- Домой писать будешь? Давай передам.

В городе мы жили по соседству. Но что написать жене? Как объяснить свое отсутствие? Я отказался.

Ребята ушли. Гнетущая тишина казармы навалилась на меня. Я вышел на улицу. Мрачные тучи обошли аэродром стороной и всю свою тяжесть обрушили на город.

Что делать? Чем заняться? У входа в казарму стоял прислоненный к стене велосипед.

- Чей это велосипед? - спросил я дневального.

- Вашего комэска.

- Разве он не уехал?

- Уехал на "пикапе" с комиссаром полка.

Короткий разговор с дневальным и...

* * *

Через полчаса я уже был в городе. Чтобы случайно не наткнуться на знакомых, я старался ехать по глухим, слабо освещенным улицам. Дома, окруженные аккуратненькими заборчиками, утопали в зелени. Окна их уютно светились в темноте. Из садов тянуло душистой сиренью.

А вот и мое жилище. Я стряхнул с велосипеда налипшую грязь, несколько раз стукнув его колесами о мостовую. Дом был большой, приземистый и, как многие, - одноэтажный. Хозяин занимал две из четырех комнат, другую половину дома сдавал квартирантам. В одной комнате жил я с женой, в другой - два лейтенанта: танкист и пехотинец. В моем окне горел свет.

"Не спит", - с нежностью подумал я и негромко постучал.

Открыла хозяйская дочь Роза, стройная черноволосая девушка.

- Ой, а мы вас не ждали, - удивленно проговорила она, вскинув на меня, обляпанного грязью, густые длинные ресницы. - Только что был лейтенант и передал, что сегодня вы не приедете.

Фиса услышала наши голоса и вышла из комнаты с Валериком на руках. В ее широко открытых глазах я сразу прочитал и волнение, и тревогу, и внезапно вспыхнувшую радость.

Полугодовалый сынишка шевелил губами, смотрел на меня не мигая, будто тоже хотел сказать: "Мы так соскучились и рады, что ты приехал".

Тяжело дыша, прошлепал по коридору тучный хозяин. Старика душила астма, но он пошел растапливать мне ванну. Вслед за ним на кухню выкатилась его супруга, такая же пухлая и грузная. Старики уважали нас, часто помогали жене, возились с ребенком, старались во всем угодить.

Мы прошли в свою комнату. Тут было тихо, светло, уютно.

- Ждала? - негромко спросил я.

- Очень.

Серые глаза Фисы затуманились. Она прильнула ко мне, и мы долго стояли молча.

- Ну что же мы стоим? - встрепенулась Фиса. -Ступай в ванную, а я быстренько соберу ужин.

Вскоре мы уже сидели за столом. Фиса налила в маленькие рюмочки рому.

- Для тебя купила. Посмотри, какая красивая негритянка на этикетке. В носу кольцо. Все покупают, хвалят - и я взяла. Говорят, этот ром - лучший в мире.

Мы задохнулись от горечи и крепости первого же глотка, закашлялись. И к знаменитому рому больше не притронулись.

- Ты на велосипеде приехал? Чей он?

Сделав вид, будто не расслышал вопроса, я подошел к радиоприемнику. В эфире воинственно гремели немецкие марши; беззаботно и весело играл джаз Белграда; на софийской волне лирично пел аккордеон; знакомый голос Ольги Высоцкой передавал последние известия из Москвы.

Мы настроили приемник на Киев и долго слушали мягкий, задушевный голос Клавдии Шульженко...

Утренний сон был прерван непонятным гулом. Вначале слабый, он быстро приближался, нарастал и вскоре начал походить на глухой рокот движущегося по мостовой танка. Вот танк с грохотом пронесся мимо нашего дома, зазвенели стекла, задрожал пол - и все стихло.

- Что это? - встревожилась жена.

- Наверное, танкисты. С ученья возвращаются. Спи.

Но уснуть не удалось. Через несколько секунд гул послышался снова. Потом загрохотало с такой силой, что на потолке судорожно закачалась люстра и со стола что-то упало.

- Землетрясение! - послышался взволнованный голос хозяйки. - Скорее выходите из дома! Скорее, скорее!

Не заглох еще тысячеголосый рокот второго толчка, как третья волна со страшной силой сотрясла землю. Я схватил ребенка и выбил перекосившуюся дверь. Сзади в комнате что-то затрещало и рухнуло. На улице творилось невообразимое. Люди повыскакивали из домов кто в чем был. Повсюду раздавались крики и плач. Наши хозяева в панике метались по переулку, что-то кричали, звали нас к себе.

Снова загудела земля. Под голыми ступнями противно зашевелился булыжник. Чтобы не упасть, мы тесно прижались друг к другу и с ужасом смотрели, как, расколовшись надвое, медленно оседало двухэтажное здание.

Подземный грохот смешался с треском развороченного кирпича, лопнувшей крыши, хрустом ломающихся потолков и перегородок. Желтая пыль клубами повисла в воздухе. Легкий ветерок кружил осыпавшиеся с яблонь лепестки; я машинально смотрел, как они кружатся в воздухе, медленно оседают на голые плечи хозяйской дочери, прилипают к ее черным волосам.

- Бесстыдник, куда смотришь, укрой лучше Валерочку, - раздался над самым ухом голос Фисы.

Слова жены в наступившей вдруг тишине словно отрезвили всех, стряхнули общее оцепенение. Женщины сразу вспомнили, что они полуодеты, и, сконфузившись, стали разбегаться по домам.