В небе Молдавии - [6]
Я побрел в казарму. Не раздеваясь, бросился на кровать. Душила обида.
Пришли Петя Грачев и Ротанов. Вместе с Пушкаревым они были у комиссара полка, но все уговоры оказались бесполезными: менять решение командира эскадрильи Чупаков отказался.
Прибежал Ханин.
- Домой писать будешь? Давай передам.
В городе мы жили по соседству. Но что написать жене? Как объяснить свое отсутствие? Я отказался.
Ребята ушли. Гнетущая тишина казармы навалилась на меня. Я вышел на улицу. Мрачные тучи обошли аэродром стороной и всю свою тяжесть обрушили на город.
Что делать? Чем заняться? У входа в казарму стоял прислоненный к стене велосипед.
- Чей это велосипед? - спросил я дневального.
- Вашего комэска.
- Разве он не уехал?
- Уехал на "пикапе" с комиссаром полка.
Короткий разговор с дневальным и...
* * *
Через полчаса я уже был в городе. Чтобы случайно не наткнуться на знакомых, я старался ехать по глухим, слабо освещенным улицам. Дома, окруженные аккуратненькими заборчиками, утопали в зелени. Окна их уютно светились в темноте. Из садов тянуло душистой сиренью.
А вот и мое жилище. Я стряхнул с велосипеда налипшую грязь, несколько раз стукнув его колесами о мостовую. Дом был большой, приземистый и, как многие, - одноэтажный. Хозяин занимал две из четырех комнат, другую половину дома сдавал квартирантам. В одной комнате жил я с женой, в другой - два лейтенанта: танкист и пехотинец. В моем окне горел свет.
"Не спит", - с нежностью подумал я и негромко постучал.
Открыла хозяйская дочь Роза, стройная черноволосая девушка.
- Ой, а мы вас не ждали, - удивленно проговорила она, вскинув на меня, обляпанного грязью, густые длинные ресницы. - Только что был лейтенант и передал, что сегодня вы не приедете.
Фиса услышала наши голоса и вышла из комнаты с Валериком на руках. В ее широко открытых глазах я сразу прочитал и волнение, и тревогу, и внезапно вспыхнувшую радость.
Полугодовалый сынишка шевелил губами, смотрел на меня не мигая, будто тоже хотел сказать: "Мы так соскучились и рады, что ты приехал".
Тяжело дыша, прошлепал по коридору тучный хозяин. Старика душила астма, но он пошел растапливать мне ванну. Вслед за ним на кухню выкатилась его супруга, такая же пухлая и грузная. Старики уважали нас, часто помогали жене, возились с ребенком, старались во всем угодить.
Мы прошли в свою комнату. Тут было тихо, светло, уютно.
- Ждала? - негромко спросил я.
- Очень.
Серые глаза Фисы затуманились. Она прильнула ко мне, и мы долго стояли молча.
- Ну что же мы стоим? - встрепенулась Фиса. -Ступай в ванную, а я быстренько соберу ужин.
Вскоре мы уже сидели за столом. Фиса налила в маленькие рюмочки рому.
- Для тебя купила. Посмотри, какая красивая негритянка на этикетке. В носу кольцо. Все покупают, хвалят - и я взяла. Говорят, этот ром - лучший в мире.
Мы задохнулись от горечи и крепости первого же глотка, закашлялись. И к знаменитому рому больше не притронулись.
- Ты на велосипеде приехал? Чей он?
Сделав вид, будто не расслышал вопроса, я подошел к радиоприемнику. В эфире воинственно гремели немецкие марши; беззаботно и весело играл джаз Белграда; на софийской волне лирично пел аккордеон; знакомый голос Ольги Высоцкой передавал последние известия из Москвы.
Мы настроили приемник на Киев и долго слушали мягкий, задушевный голос Клавдии Шульженко...
Утренний сон был прерван непонятным гулом. Вначале слабый, он быстро приближался, нарастал и вскоре начал походить на глухой рокот движущегося по мостовой танка. Вот танк с грохотом пронесся мимо нашего дома, зазвенели стекла, задрожал пол - и все стихло.
- Что это? - встревожилась жена.
- Наверное, танкисты. С ученья возвращаются. Спи.
Но уснуть не удалось. Через несколько секунд гул послышался снова. Потом загрохотало с такой силой, что на потолке судорожно закачалась люстра и со стола что-то упало.
- Землетрясение! - послышался взволнованный голос хозяйки. - Скорее выходите из дома! Скорее, скорее!
Не заглох еще тысячеголосый рокот второго толчка, как третья волна со страшной силой сотрясла землю. Я схватил ребенка и выбил перекосившуюся дверь. Сзади в комнате что-то затрещало и рухнуло. На улице творилось невообразимое. Люди повыскакивали из домов кто в чем был. Повсюду раздавались крики и плач. Наши хозяева в панике метались по переулку, что-то кричали, звали нас к себе.
Снова загудела земля. Под голыми ступнями противно зашевелился булыжник. Чтобы не упасть, мы тесно прижались друг к другу и с ужасом смотрели, как, расколовшись надвое, медленно оседало двухэтажное здание.
Подземный грохот смешался с треском развороченного кирпича, лопнувшей крыши, хрустом ломающихся потолков и перегородок. Желтая пыль клубами повисла в воздухе. Легкий ветерок кружил осыпавшиеся с яблонь лепестки; я машинально смотрел, как они кружатся в воздухе, медленно оседают на голые плечи хозяйской дочери, прилипают к ее черным волосам.
- Бесстыдник, куда смотришь, укрой лучше Валерочку, - раздался над самым ухом голос Фисы.
Слова жены в наступившей вдруг тишине словно отрезвили всех, стряхнули общее оцепенение. Женщины сразу вспомнили, что они полуодеты, и, сконфузившись, стали разбегаться по домам.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Владимир Дмитриевич Набоков, ученый юрист, известный политический деятель, член партии Ка-Де, член Первой Государственной Думы, род. 1870 г. в Царском Селе, убит в Берлине, в 1922 г., защищая П. Н. Милюкова от двух черносотенцев, покушавшихся на его жизнь.В июле 1906 г., в нарушение государственной конституции, указом правительства была распущена Первая Гос. Дума. Набоков был в числе двухсот депутатов, которые собрались в Финляндии и оттуда обратились к населению с призывом выразить свой протест отказом от уплаты налогов, отбывания воинской повинности и т. п.