В наших переулках - [102]

Однажды, уже в глубокой старости, во время какого-то нашего разговора наедине, мама неожиданно спросила меня: «Я была не права, когда поселила у нас в доме Тамару?» Молча я глядела ей прямо в глаза, не давая никакого ответа. Она ответила сама: «Наверно, я виновата перед своими детьми». Я думаю, у каждого из нашей семьи были свои особые отношения с Тамарой и каждому из нас она принесла свою долю зла и радости, измерить которую трудно. Да теперь и не нужно. Только без присутствия в нашем доме Тамары наш дом был бы не нашим, а мама — не нашей мамой.

Но летом тридцать шестого года в Головкове Тамара воспринимается только дачной гостьей. С ней весело и просто. Она быстро и без смущения приспосабливается к нашим порядкам, как будет и впоследствии всегда приспосабливаться к любой обстановке.

Весело нам еще и потому, что в избе, где живет Анна Ивановна, поселились два мальчика с матерью: Павлик и Костя Артамоновы. Анна Ивановна учит меня арифметике, ведь я пропустила целый школьный год и в августе мне сдавать экзамены. К концу урока Тамара заходит за мной и мы в щель дощатой перегородки, отделяющей жилье Анны Ивановны от соседского, пытаемся разглядеть новых мальчиков. Пихая друг друга, мы ничего не можем увидеть. Анна Ивановна советует: «Лучше принесите завтра мяч и начните возле дома играть в волейбол. Павлик старше вас на два года, а Костя на два года младше». Как иногда мудры бывают взрослые! На следующий же день, придя с мячом и Алешей, мы уже все вместе играли в волейбол — любимую игру тех лет, способ развлечения, забвения, сближения и выражения разнообразных чувств. Так входит в нашу жизнь еще одно действующее лицо — Павлик Артамонов — тот, кто через пять лет увезет на фронт мою фотографию.

Пока же мы стучим волейбольным мячом, ходим за ягодами и грибами, играем в индейцев — словом, все как полагается, когда в компании старшему четырнадцать лет, а младшей шесть. И еще, когда мама уезжает в Москву, мы до ночи сидим все вместе на сеновале и рассказываем друг другу «страшные истории». Теперь отъезд мамы — не несчастье, а подарок судьбы. В дырявую крышу глядят крупные звезды, от каждого движения таинственно шуршит сено. Душисто, прохладно и уютно. «А ты не боишься идти один домой мимо кладбища?» — ехидно спрашивает Тамара Павлика, когда мы решаем, что пришло время прощаться на ночь. «Ничуть!» — бодро отвечает Павлик и спрыгивает с сена вниз. Мы с Тамарой крадемся за ним по лугу до самого огородного прясла, залезаем на него и наблюдаем, как все быстрее и быстрее движется светлое пятно рубашки, чтобы стремительным бегом миновать кладбищенскую ограду. Все-таки боится! Мы тихо смеемся и идем спать.

И целое лето неясно, кто же больше нравится Павлику — я или Тамара. Кажется, я. Вчера вечером он накинул на мои голые плечи свою фланелевую курточку, когда мы все вместе встречали на полустанке поезд с родителями и я пожаловалась, что холодно. Но нет, кажется, Тамара. Он так хвалит ее голос, а поет она и в самом деле хорошо. Но вот уже в конце августа наша мама привозит в Головково еще одну мою одноклассницу, у которой только что умерла бабушка, а мама целыми днями на службе. И стоило появиться среди нас хорошенькой белокурой головке Лили Брянской, как ответ на роковой вопрос стал ясен: Павлик глядит только на новую для него девочку. А когда мы играли в разбойников в осиновой роще, то первую багряную ветку, добытую как трофей приближающейся осени, пронеся мимо меня, Павлик положил к ногам Лили. Я и через четыре года этого ему не забуду. Я припомню ему эту ветку.

18

Новая школа! Событие мало с чем сравнимое в двенадцать лет. Осенью 1936 года мы все — и Алеша, и я, и Тамара, и Лиля, и Алеша Стеклов, учившиеся в 7-й школе, переходим в школу № 46. Ликвидирован кризис с учебными помещениями! Тридцать шестой год знаменателен открытием в Москве ста новых школ, школ-новостроек. Так мы тогда и говорили с гордостью: мы будет учиться в новостройке! у нас в новостройке не будет второй смены! у нас в новостройке такие широкие коридоры! в наш класс в нашей новостройке никто, кроме нас, не войдет, можно там даже оставлять свои вещи.

Правда, наша «новостройка» к 1 сентября оказалась не готовой. Мы начинаем учебный год в чужой школе, но каждый день заходим во двор дома № 24 по Смоленскому бульвару проверить, как строится наша новая школа: вот уже побелили стены, а вот уже вносят в здание сверкающие свежей черной краской парты…

Пока же очень интересно учиться в помещении бывшей школы № 17, отныне закрывающейся: старинный особняк с колоннами, со скрипучей деревянной лестницей, с большущим тусклым зеркалом на ее площадке. Кропоткинская, дом № 35. Нам кажется, что мы не учимся, а играем в каком-то забавном спектакле в необычных декорациях, особенно, когда в школе время от времени гаснет электричество и в класс вносят зажженные свечи. Или когда во время перемен мы вылезаем из окон и разгуливаем по широкому карнизу между колоннами, а прохожие с улицы с удивлением глазеют на нас.

В этой странной школе преподавала когда-то Анна Ивановна. И живет она рядом во флигеле, в маленькой темной комнатке, дверь которой открывается прямо на лестницу, а окно глядит в стену соседнего дома. Это — бывшая передняя большой квартиры, жильцы которой пользуются теперь только черной лестницей, у Анны же Ивановны нет ни водопровода, ни уборной. Не очень ясно, как она выходит из положения. Нам же кажется, что у нее очень уютно. 5 сентября Анна Ивановна устраивает у себя вечер юных «головковцев». Присутствуем не только мы трое, но и Тамара, и Лиля, и Павлик. Волнующее событие! Первый праздник без взрослых, наш собственный праздник. Анна Ивановна не в счет, она ведет себя с нами как равный товарищ. А угощает нас рижским хлебом с плавленым сыром и крепким чаем с мармеладом. Все из Смоленского гастронома и потому такое свежее и вкусное. Мы же приносим Анне Ивановне букет ярких сентябрьских астр. Отныне эти цветы символ наших осенних праздников, которые будут повторяться ежегодно до самой войны. К традиционному угощению прибавится позднее бутылка странного сладкого вина с названием «Тагоби», больше никогда и нигде нам не встречавшегося.