В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [87]

Шрифт
Интервал

Особо хочу остановиться на институтской атмосфере тех лет, разумеется, с позиции младшего научного сотрудника в самом начале своего пути. Несомненно, научный состав, включая руководство отделами, сохранял дух питерской интеллигенции, что проявлялось, прежде всего, в отношениях между людьми, манере держаться, стиле дискуссий на Ученом совете. Там блистало настоящее созвездие имен, прежде известных «новобранцам» науки лишь по литературе. Называю их отнюдь не по месту, которое они занимали в науке той поры, а как они сохранились в моей памяти: Гавриил Дмитриевич Рихтер, Давид Львович Арманд, Борис Александрович Федорович, Самуил Юльевич Геллер, Эдуард Макарович Мурзаев и многие другие – всех не перечислишь. Эти люди подавали пример во многих отношениях, и невольно хотелось даже не столько подражать им в манере поведения, сколько оставаться на уровне тех достижений и отношений, который они задавали. Так что реакция академика Андрея Александровича Григорьева на орду «новобранцев» – гляциологов была по-своему показательной. Действовавший в ту пору директор института академик Иннокентий Петрович Герасимов, возвышаясь над сотнями и десятками подчиненных, воспринимался нами как некий недоступный образ, возникавший из ничего и паривший в облаке научной благодати над зеленым сукном стола Ученого совета во время заседаний, на которые мы иногда с интересом ходили. Поездки за рубеж только-только входили в научную жизнь, и рассказы о них на заседаниях Ученого совета пользовались заслуженным вниманием, порой с оттенком «белой зависти» – вот бы и нам так! То, что сейчас стало нормой научной жизни, тогда было еще новинкой. При всем при том, на этих заседаниях бросалось в глаза другое – авторитет академика не подавлял остальных членов совета, ему возражали порой не просто активно и по делу, а нередко с сарказмом и иронией, особенно Арманд и Мурзаев.

Демократичностью в сочетании с требовательностью отличался в общении с подчиненными и наш руководитель Григорий Александрович Авсюк. Характерно, что мы боялись не его гнева или неудовольствия – опасались не оправдать его доверия, тем или иным образом подвести его. Нередко наши коллеги из других организаций называли нас «авсючьими детьми», чем мы немало гордились. Когда эта кличка дошла до нашего руководителя, он долго смеялся. Вообще, в ту пору юмор и хлесткое словцо ценилось в нашей среде. Запомнилась сценка в бухгалтерии. Старшим бухгалтером Института был старый одесский еврей Раскин, со всеми присущими этой категории людей достоинствами. Один из начальников экспедиции запросил в качестве необходимого оборудования (со ссылкой на международный статус предприятия) чуть ли не севрский фарфор, на что Раскин отреагировал по-своему: «А женщин вам не выписать?..» Ответ последовал незамедлительно: «Если оплатите…»

Несмотря на молодость в затянувшемся аврале нам было не до женщин, о чем остается только сожалеть, но Арктика не терпит соперниц, в чем многим из нас пришлось убедиться позднее. Разумеется, прекрасная половина Института была ничуть не менее прекрасной, чем в наши дни, демонстрируя себя на вечерах самодеятельности, которые пользовались громадным успехом при самом активном участии всего коллектива. Порой на сцене можно было увидеть продолжение заседания Ученого совета, довольно близко к теме, но с такими художественными нюансами, которые сопровождались взрывами хохота зрителей. Как можно было наблюдать из задних рядов, шея директора при этом краснела, точно также как и при исполнении изящного восточного танца молоденькими и хорошенькими будущими научными светилами. Определенно, нашему научному руководству не было чуждо все человеческое.

Прошли даже не годы – десятилетия. Молодежи в Институте не меньше, и наука не остановилась. Но почему-то нет подобных вечеров, где предавались общению и веселью все независимо от ранга и должности, от хозяйственников до корифеев.

Июнь 1957 г. Две экспедиции сразу грузятся на причалах Бакарицы в славном городе Архангельске, чтобы на два года расстаться с Большой Землей. Напоследок материк провожает нас сообщением о разоблачении очередной антипартийной группировки… Но мы-то живем уже иными заботами, разбирайтесь с этим антипартийным элементом сами, без нас… Нас ждут иные заботы, потому что мы едем в места, которые только-только перестали быть белыми пятнами на карте страны. И потому, что мы едем на Новую Землю, которая постановлением «на самом верху» стала полигоном по испытанию термоядерного оружия. Никто нас не предупреждал, ничего не обещал. Поскольку в России все тайна, и ничто не секрет, мы сами разнюхали эту тайну глобального (как теперь выражаются) значения еще год назад… Не знаю, был ли в курсе наш руководитель Авсюк, возглавивший с марта 1957 года отдел гляциологии, но переориентировать нас на другой район исследований он не смог, ссылаясь на международные соглашения. Выбор оставался за каждым участником экспедиции – характерно, что отказников не было. Думаю, что все наше пребывание на Новой Земле под раскаты термоядерных взрывов, оказалось испытанием на прочность не только собственных душ и тел, но и на верность научному выбору, на чем следует остановиться особо. Еще одна деталь – мы отправлялись до некоторой степени в неизвестность, поскольку даже сроки нашего пребывания на Новой Земле оставались непонятными: программа МГГ ограничивалась 31 декабря 1958 года. Но кто же будет нас снимать в разгар полярной ночи?


Рекомендуем почитать
Кремлевские кланы

Борьба за власть в Кремле — это война тайных и явных кланов. Возникнув в глубокой древности, меняя свои формы, но сохраняя прочность связей, кланы благополучно дошли до наших дней. Фракции, партии, команды, союзы, группы — соратников, землячества — это всего лишь современные слова-маскировки, за которыми скрывается грозная мощь кланов. А основу клана всегда составляет семья. Неприступность цитадели российской власти, по мнению автора книги — это блеф всегда временных обитателей Кремля. На деле крепость Кремля напоминает проходной двор, через который непрерывной чередой проходят кланы властолюбцев. Среди страстей человеческих именно властолюбие занимает первое место.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Тэтчер. Великие личности в истории

Маргарет Тэтчер смело можно назвать одной из самых сильных женщин ХХ века. Несмотря на все препятствия и сложности, она продержалась на посту премьер-министра Великобритании одиннадцать лет. Спустя годы не утихают споры о влиянии ее политических решений на окружающий мир. На страницах книги представлены факты, белые пятна биографии, анализ и критика ее политики, оценки современников и потомков — полная документальная разведка о жизни и политической деятельности железной леди Маргарет Тэтчер.


Мой личный военный трофей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.


Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты

Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.