В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [79]

Это было сенсационное открытие, поскольку в континентальных районах современное существование ледников геологами и геоморфологами отрицалось. Хотя еще в 1883 г. отважный француз, член Императорского Русского географического общества Жозеф Мартен, прошедший с группой эвенков через хребет Кодар с севера на юг, сообщил о ледниках. Слова в отчете Мартена «перевал был весьма труден из-за трещин ледников… один их моих тунгусов умер вследствие падения в трещину ледника и был похоронен в углублении скалы под камнями» не привлекли внимания географов.

У В. С. Преображенского – открывателя ледникового района на аэрофотоснимках – возникло острое желание посмотреть эти ледники, описать их, выяснить за счет чего они существуют. Благо район их нахождения как раз совпадал с основными целями Забайкальской экспедиции. А в это время проходил МГГ – Международный геофизический год, и Преображенскому удалось получить небольшое дополнительное финансирование для изучения обнаруженных им ледников.

Итак, отряд летел в Чару – «столицу» Каларского района. Чара в то время находилась в одном из таких мест нашей огромной страны, о которых пелось: «пятьсот километров тайга, где водятся дикие звери, машины не ходят туда, бредут, спотыкаясь, олени» или «только самолетом можно долететь».

Чара имела лишь зимнее автомобильное сообщение (зимник) до Могочи (станция на Транссибирской железной дороге), протяженностью более 600 км, существовавшее до начала 1980-х годов, и авиасообщение с Читой (658 км).

Аэропорт в Чаре тогда представлял большое поле, куда иногда прилетали небольшие самолеты (ИЛ-2, АН-2), в другое время на нем паслись коровы. Перед прилетом самолетов начальник аэропорта Петр Петрович Сало бегал и прогонял коров с взлетно-посадочной полосы.

Это теперь там проходит трасса БАМ, есть большая железнодорожная станция и поселок Новая Чара и несколько других населенных пунктов, которых не было и в помине.

В Чаре нас должны были ждать олени. Это очень симпатичные животные, весной с растущими, покрытыми мягким пушком рогами. Они хорошо ходят, неприхотливы в пище, но по сравнению с лошадью или ишаком, довольно слабенькие. Один олень может нести не более 24–25 кг груза, равномерно расположенного в двух аккуратных вьюках, перекинутых через его спину. Если вес больше, или вьюки сделаны небрежно – у оленей натирается до крови шкура, возникают нарывы, олень выходит из строя как транспорт и может даже умереть. Мы довольно долго готовили аккуратные вьюки для оленей, взвешивали их, чтобы не перебрать возможный вес в 12 кг.

В ожидании каравана оленей мы несколько дней изучали берега р. Чары на надувной резиновой лодке. В мою задачу входил сбор гербария, который чуть не съела корова во время одной из ночных стоянок на берегу.

Наша обычная зеленая двухместная палатка (на троих) вызывала интерес местных жителей, иногда утром или вечером они тихо без слов открывали ее дверку и с удивлением смотрели на нас. Как в зоопарке! Читая недавно путевые заметки А. А. Григорьева о Якутской экспедиции 1925–1926 гг., нашла там сходные описания любопытствующих туземцев.

Наконец в Чару пришел наш караван оленей. Вел его молодой эвенк Владимир (Ильич!) Трынкин, который недавно вернулся из армии, имел квалификацию водителя танка, но техника его не прельщала, ему больше по душе были таежные маршруты. Вместе с Володей путешествовала и его мама Ирина Алексеевна. Она была приветливой маленькой старушкой (а может, ей не было и 50 лет!?), почти постоянно задумчиво курила трубку, иногда пекла на костре пресные лепешки из белой муки, которые казались очень вкусными после обычных у нас черных сухарей. Она ловко ехала верхом на олене. Живой груз олени могли везти больше, чем 25 кг. Как-то раз меня уговорили переправиться через реку верхом на олене, мне не понравилось, хотя у него и четыре ноги, но уж больно тонкие. Свои две мне представлялись гораздо более надежными, тем более что вода все равно резво заливалась в сапоги, что верхом на олене, что обычным бродом.

В. С. Преображенский и Т. Д. Александрова. Высокогорье Кодара.

И вот мы двинулись в путь к Кодару. Ровная Чарская котловина. Лиственничный лес с подлеском из кустарниковой березки, комары. И вдруг – пустыня. Почти барханы. Остатки мощных флювиогляциальных потоков. Это было урочище «Пески», хорошо выделяющееся на снимках из космоса. Сейчас – один из интересных туристических объектов севера Забайкальского края.

До высокогорья, где располагались ледники, нужно было пройти не один десяток километров. Олени с нашим грузом шли до заранее оговоренного с проводником места планируемого ночлега, мы двигались пешим ходом, наблюдая за рельефом и растительностью, ведя записи в полевых дневниках.

Сначала шли по долине реки Средний Сакукан, где местами сохранились участки дороги, по которой в конце сороковых годов ездили машины в так называемое «Мраморное ущелье». Теперь известно, что это был Борский исправительно-трудовой лагерь ГУЛАГ а, основные подразделения которого находились как раз в центре Кодара и у его подножья. Он входил с состав Ермаковского горнорудного предприятия, которое в 1949-1951 гг. добывало здесь урановую руду для первых советских ядерных бомб. Большой документальный материал на эту тему собран и издан забайкальским журналистом Анатолием Снегуром