В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [193]
Переходный период Юлий Григорьевич понимал как переход от СЦП низкого уровня к СЦП высокого уровня. Этот переход еще далек от завершения и в странах – новых членах ЕС. Так, пятикратный разрыв в размерах средней зарплаты между Финляндией и Эстонией (соответственно 2500 и 500 долл.) сочетается с несравненно меньшей разницей в ценах на товары и услуги.
Юлий Григорьевич тщетно пытался донести свои идеи до реформаторов, в т. ч. Е. Т. Гайдара, с которым беседовал лично. Результатом этих контактов стал следующий теоретический вывод: «Наши реформаторы долго спорили, на чем строить. Одни говорили, что надо следовать рецептам Кейнса (совокупные расходы, базовые уравнения и т. д.). Другие, и это победило, – что нужно сделать упор на монетаристской теории, где основное уравнение выражено предложением денежного обмена. Эти оба уравнения конвергируют друг с другом, но не в этом дело. Дело в том, что и кейнсианский рецепт, и фридмановский рецепт работают, как показал не только наш опыт, но и опыт развивающихся стран, в условиях высокой системы цен. Вот там они могут работать, и те и другие рецепты. А в условиях неравновесной системы цен, заниженной оплаты труда, эти базовые положения уравнения кейнсианской и фридмановской теорий работают в крайне извращенном виде»[43]. По мнению Юлия Григорьевича, предварительные, сугубо экспертные оценки позволяют предполагать, что искомые показатели нижнего порога должны лежать в диапазоне 800–900 долл. в месяц по оплате труда. Однако эти показатели требуют корректировки с учетом различий в покупательной способности валют, которые очень заметно проявляются, прежде всего, в странах с низкой и неравновесной СЦП, что особенно четко отражено в подсчетах ВВП по паритетам покупательной способности для Китая, Индии, России и ряда других стран. Для нашей страны моделирование динамики СЦП крайне осложнено глубокой дифференциацией ценового пространства и высокой долей неформальной экономики.
Юлий Григорьевич не жалел сил в попытках разобраться в развитии мирового хозяйства и как исследователь, и как организатор науки. Он опубликовал в соавторстве с В. А. Пуляркиным и С. Б. Шлихтером прекрасное пособие для вузов «География мирового хозяйства» (М.: Владос, 1999). Широта и ответственность темы заставили авторов проявить скромность в выборе жанра, но, будучи написанной весьма доступно, эта очень богатая идеями и фактическими данными книга явно рассчитана не только на студентов. Впрочем, авторы не остановились на достигнутом, и под их общей редакцией вышла коллективная монография «Экономическая география мирового развития. ХХ век» (СПб.: Алетейя, 2003), вероятно, лучшее произведение этого рода за последнее десятилетие. В последние месяцы жизни Юлий Григорьевич напряженно редактировал новый русский перевод классической книги А. Лёша[44], который должен выйти в издательстве «Наука» в наступившем году. Особенно велика роль Юлия Григорьевича как «организатора и вдохновителя» ежегодных конференций экономикогеографов и региональных экономистов, ставших традиционным форумом для обсуждения проблем регионального развития. С 1983 г. эти конференции проходили в качестве сессий Совета АН СССР по региональным системам, которым руководил А. Г. Аганбегян, с 1995 г. эти сессии стала проводить Международная академия регионального развития и сотрудничества, руководимая А. Г. Гранбергом. Ю.Г. до последних дней жизни энергично готовил очередную сессию, посвященную проблеме «Унаследованные территориальные структуры в социально-экономическом развитии», которая, по его замыслам, должна была состояться в Кирове в начале июня 2007 г…
Катастрофическое снижение интеллектуального уровня, равно как и отсутствие вдохновляющего проекта будущего – всего лишь симптомы крайне тяжелой болезни, порожденной глубочайшими трансформационными процессами в современном обществе. И постиндустриальная трансформация, и даже «демографическая революция» – лишь отдельные аспекты этого мощнейшего тектонического сдвига. Подобно сильному землетрясению, уничтожающему целые массивы материальной культуры, этот социальный катаклизм уничтожает исключительно важную часть духовной культуры, а именно рационализм, цитаделью которого остается наука, сама все больше напоминающая тонущий корабль. На смену ученым приходят менеджеры, мышление которых не может не быть примитивным, ибо примитивность – оборотная сторона его эффективности. Менеджер не может мыслить неисчислимыми категориями, он подобен офицеру, ставящему задачу, либо получающему ее. Но офицера естественно видеть во главе роты или дивизии, менеджера – во главе фирмы или корпорации, но не во главе кафедры или лаборатории, университета или НИИ. Между тем организация духовного производства по образу и подобию материального (в смысле материальной заинтересованности) – свершившийся факт, с которым уже давно все смирились.
Вместе с наукой из мира уходит и идеология. Подобно тому, как манипулирование социальными процессами все больше вытесняется манипулированием общественным сознанием, предъявляющим спрос на PR, а не на социальную теорию, всегда отстающую от социальной практики, в международных отношениях идеология оказалось полностью вытесненной геополитикой. Фундаментальные представления о правах человека, политических свободах и демократии оказались низведенными до средства решения сугубо прагматических политических (или даже экономических) задач. Нас действительно ждет новое средневековье, с мобильниками, ноутбуками и еще более современными техническими новинками, распространяющимися со скоростью, о которой еще недавно нельзя было даже мечтать. Ведь идеологический вакуум уже начинают заполнять какие угодно лжеучения и даже самые почтенные мировые религии приобретают претензии, от которых берет оторопь. Яркий тому пример – энергичная борьба высших иерархов РПЦ против преподавания в средней школе научных представлений о происхождении человека и даже «обезьяний процесс», только уже не в 1925 г. в захолустном городишке в Теннесси, а в 2006 г. в блистательном Санкт-Петербурге.
