В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [146]

ИП умел и любил все свои дела доводить до логического завершения и не терпел брошенных дел. Я видел, как он трудится в самолете, вагоне поезда, в аэропорту – словом везде, где можно было сесть. Как-то, отчитывая своего постоянно опаздывавшего с делами молодого заместителя Диму Лилиенберга, отчеканил: «Это последнее дело – не доводить начатое дело до конца!» Наказывать сотрудников он не любил, самым неприятным из его критических высказываний было: «Это Вам большой минус!» Иногда, когда ему не удавалось справиться со строптивым сотрудником (однажды это было со мной), он подключал В. С. Преображенского. Сокращения в ИГАНе были неизбежными, но он переносил их трудно, переживал.

ИП всегда старался сохранять в поле зрения буквально все: следить за ходом наиболее трудных проектов и зарубежных поездок, прохождением статей и публикаций книг. Его отличало умение тщательно соблюдать намеченный график встреч, звонков, посещений. Внимание к мелочам у него было постоянным. Долгие годы, общаясь с ним, я привык к его ровному, практически спокойному отношению ко мне и выполняемым мной делам. И только один раз я вывел ИП из себя. Дело было так. Я несколько раз откладывал выполнение какого-то мало значащего, по моему мнению, его поручения. Очередной раз он спросил меня, удалось ли с ним справиться и, услышав в ответ, что стоит ли беспокоиться о таких мелочах, взорвался: «Да что Вы понимаете в мелочах!» Потом взял себя в руки и успокоился. Действительно, сложная, богатая победами и испытаниями жизнь, научила его многому, о чем мы не имели представления… Только после развала Советского Союза я узнал о трагической судьбе его отца и о непростых годах его юности…

ИП был страстным человеком и исследователем. Начав свою научную карьеру с изучения геологии и геоморфологии аридных регионов юга России и Казахстана, он сформировался как ученый на материалах засушливых областей и сохранил интерес к ним на долгие годы. С 1923 г. он работал на юге Русской равнины, в Казахстане и Средней Азии, защитил кандидатскую диссертацию по почвам пустынь и докторскую о происхождении современной поверхности Турана. ИП никогда не упускал возможности принять участие в конференциях, проводимых в аридных странах и сопровождающихся полевыми экскурсиями. Среди таких поездок выделялась одна.

В 1962 г. он участвовал в работе Международного геологического конгресса и научной экскурсии по Западному Средиземноморью и Западной Африке. Вдоль африканского побережья участники экскурсировали на большом судне, делая многочисленные остановки и сходя на берег для изучения разрезов и других природных объектов. Эта необычайно плодотворная экскурсия больше походила на путешествие и окончилась грандиозным маршрутом через Тунис и Алжир в Сенегал. Возвратившись в Москву, ИП часто мыслями обращался к этой стране и через несколько лет, во время работы в Гвинее решился на свой страх и риск без визы и даже сопровождения снова посетить Сенегал, на это раз с юга. Путешествие было рискованным, но результативным. Времена были сложные, но все обошлось. ИП и своим коллегам рекомендовал продолжить изучение аридных стран, например, своему давнему другу и соратнику А. В. Сидоренко исследовать каличе Мексики и коры Северной Африки. (Сидоренко завершил свой жизненный путь в пустыне, по дороге на юг Алжира).

Разумный, подчиненный решению научной цели риск вообще был присущ ИП. Однажды, во время научной командировки в Венгрию он созвонился со своими чехословацкими партнерами и устроил с ними встречу на пограничном мосту. Не имея визы, он пересек пограничную линию, оказался на территории другой дружественной страны, обсудил важные научные проблемы и вернулся в Венгрию. Советский консул в Венгрии доложил об этом в Москву и у ИП были неприятности, с которыми он, как и с предыдущими, справился.

Рисунок А. Д. Арманда.

Отбросив осторожность, на склоне лет, ИП вышел в Мировой океан. В этом решении сказалась вся его страсть к путешествиям, к новым горизонтам современной науки – приложению тектоники литосферных плит к анализу современного рельефа. Сказалось и пренебрежение к ограничивающим его жизнь советам. Это решение принял ученый и человек, сохранивший молодое восприятие природы и новых веяний в науке, сохранивший интерес к жизни и отношение к людям, свойственное молодым людям. Он прожил большую, полную ярких событий и интересных людей жизнь, не терпел обыденности и серости, хотел жить и жил полной жизнью ученого, у него не укладывалось в голове, как можно пассивно доживать жизнь. И жил полнокровной активной жизнью, достойной подражанья. На склоне лет болел, но быстро справлялся с недугами, когда стало меньше сил – научился их раскладывать, но работать меньше не стал. В его последнем биобиблиографическом справочнике среди последних лет его жизни есть годы сверхпродуктивные. Его работы продолжали выходить и после его кончины.

Иннокентий Петрович был образцовым семьянином, любящим мужем и отцом. Его лучшие качества перешли к его дочерям и внукам, которых мы с женой очень любим.

Я счастлив, благодарен судьбе за возможность долгого и радостного общения с этим выдающимся человеком.