В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [126]

Итак, выехав обеспеченные оборудованием, финансами и продовольствием, мы через день были в Сызрани и далее до Уральска наш небольшой экспедиционный коллектив проехал вполне неплохо: водитель за рулем, я рядом с ним в качестве штурмана (выбирал путь до Уральска), а Никита в кузове машины – занимался расчетами и рисовкой контуров карт, которые были впоследствии опубликованы в его статьях и монографиях. На участке пути Уральск-Актюбинск начались наши злоключения: неожиданно впереди что-то задребезжало, пошел пар, начались какие-то скачки машины. Остановились, начали проверять, в чем же дело. Оказалось, что двигатель нашего грузовика не закреплен болтами и прет вперед. Еще немного и он бы протаранил радиатор и тогда пришел бы конец нашему чудесному путешествию. Бог миловал, и мы встали посреди Актюбинской степи. Дело за малым – надо закрепить двигатель болтами, которые, вероятно, от тряски покинули свои места. Но не тут-то было. В машине не оказалось ни одного болта и гайки. Выяснилось, что вообще никакого крепежа любого размера в машине нет и найти его посреди степи невозможно! Последовало разумное предложение от Никиты – что-то где-то отвернуть, где много болтов. Так и сделали, кое-как закрепили двигатель, по-моему на одном болте и, привязав его капроновыми канатами к раме, потихонечку двинулись к Актюбинску. Думаете куда? Прямо в гараж обкома КПСС, где работал кто-то из выпускников М. А. Глазовской. Далее поехали убежденные, что у нас со всем все в порядке.

Обследовали бассейн р. Эмбы в Актюбинской области, часть Тургайской и Карагандинской областей. Везде это были многокилометровые перегоны и краткие остановки для отбора проб с работой по 12–14 часов в сутки. Следует отметить, что Никита прекрасно знал маршрут и точки отбора, как будто уже бывал там. Я лишь позднее понял, что каждый перегон и каждую остановку для работы он обдумал и просчитал еще в Москве.

Так, с работой и ночными перерывами на 5–7 часов мы добрались до г. Балхаша. Тогда город был оазисом в центре Казахстанской пустыни. Это был город Солнца с хорошими домами, магазинами, с великолепными аллеями, асфальтированными улицами и дорогами, прекрасным снабжением. Закупили продукты и поехали дальше на юг. В километрах 20–30 от Балхаша лопнул баллон правого переднего колеса. Колесо еле сняли, настолько грязь и ржавчина прикипели к металлу. Промучившись 4–6 часов, освободили колесо, заклеили камеру, собрали, накачали, пора ехать, а время – темень жуткая. На стоянку на оз. Балхаш приехали далеко за полночь. Просыпаюсь часов в 5, смотрю: Никита сидит за раскладным столом и работает. Так мы и жили вблизи Балхаша несколько дней: Никита работал под тентом с раннего утра до позднего вечера (даже в самую 40–50 °С жару), я отбирал образцы, ловил рыбу, водитель купался с утра до вечера в озере. От этого времени остался уникальный кадр, вошедший в книгу Е. В. Лобовой и А. В. Хабарова «Почвы СССР», стр. 137. Закончив камеральный период, поехали дальше на юг, оставив это благодатное место.

Проехав дальше, по направлению к столице Казахстана по бездорожью, особых приключений мы не испытали, за исключением одного эпизода. Уже по асфальтированной дороге на пути к Алма-Ате, проезжая по какой-то сырой и заросшей ивняком местности. Мы с Барановым увидели, что дорогу нам перебежал какой-то зверь, похожий на огромную черную или почти черную кошку, вроде пантеры, довольно большую. Мгновенно остановившись, призвали Никиту в свидетели, но уже ничего не увидели – зверь убежал. А Никита сказал, что, судя по описанию, нечто подобное из породы кошачьих водилось раньше в равнинной части предгорий Заилийского Алатау, но сейчас этот зверь полностью истреблен.

Прибыв в столицу, мы направились на высокогорную мерзлотную станцию в окрестностях Алма-Аты, где работали друзья и коллеги Никиты. Подъем от Алма-Аты в гору до этой станции запомнился мне на всю жизнь, и сейчас я его порой с дрожью вспоминаю. Эта дорога шириной чуть более ширины машины, а следовательно, на различных поворотах дороги либо справа, либо слева оказывался обрыв в ущелье, высотой несколько сот метров. Изредка встречались разъезды со встречными машинами. Сколько страху я натерпелся и сейчас не могу передать, не могу того же сказать о Никите.

В один прекрасный момент мы решили направиться на покорение вершины ближайшего горного хребта. Перед выходом Никита обратил внимание на то, что я слишком слабенько одет. Однако я пренебрег его советом, накинул какую-то легкую куртку, и мы двинулись покорять вершину. Сначала все шло великолепно, кругом пологие склоны, но наконец, мы вышли на хребет длиной несколько сот метров. Слева почти отвесный склон, справа – чуть положе, а с каждым метром все холоднее и холоднее. Наконец-то мы взяли вершину, оставили в банке, как положено, свои координаты о покорении вершины, посидели, обозревая горные окрестности, ледники и снежники, и я готов был спускаться вниз, тем более, как мне показалось, именно в этом месте спуск был наиболее удобен. Вдруг Никита заявил, что он продолжит идти по хребту, чтобы выйти на соседний хребет с залегающими на нем ледниками и снежниками, расположенный несколько под углом к нашему, покоренному. Спорить с Никитой и убеждать его, что не стоит этого делать, я не стал. Договорились, что мы встречаемся у подножия хребта при спуске. На этом мы расстались, нарушив элементарный закон техники безопасности: не оставляй товарища одного в маршруте. Мой спуск был достаточно прост и внизу я согрелся и ждал на пологом склоне Никиту, который никак не миновал бы меня в этой точке. Минут через 40–60 появился Никита, страшно расстроенный. Выяснилось, что покоренный нами хребет заканчивается непроходимым склоном-обрывом, и перехода на заснеженный и ледниковый склон просто нет. Поэтому Никите пришлось вернуться, ситуация победила всякие желания. Лишь много лет спустя, когда у нас с Никитой начался другой этап научного взаимодействия, я понял, почему он рвался к этим заснеженным и обледенелым склонам. Он прекрасно знал о работах по изучению химического состава снега, снежников, ледников в различных районах мира, и захороненных в их толщах пылевых атмосферных поступлениях. Именно тогда у него возникла идея изучения атмосферных осадков для оценки состояния окружающей среды различных регионов и индикации антропогенного геохимического воздействия на компоненты ландшафта. Об этом свидетельствует, кстати, статья Никиты с братом Андреем по изучению микроэлементного состава пыли из снежного покрова Заилийского Алатау (1982).