В начале будущего. Повесть о Глебе Кржижановском - [2]

Ленин зябко потер ладони, вернулся к венскому креслу за столом, положил пальцы на теплое стекло абажура и вслух додумал свои думы:

— А электричество светит отменно. И это особенно приятно. И даже удивительно сейчас!

— Что ж тут удивительного? — Глеб Максимилианович возразил как можно спокойнее, равнодушно даже, но не сдержался — не сумел спрятать довольную улыбку в усы и бородку клинышком.

— Да, да, — согласился Ленин. — Знаю, что Московская городская станция рассчитана на нефть, что на дровах ее энергии хватает ненамного. Если бы не ваша «Электропередача», хороши бы мы сейчас были!.. Взять хотя бы тот же гранатный цех на заводе Михельсона. Попробуйте пустить его станки без электричества. И тем не менее — удивительно! Замечательно все это! И то, что посреди такой адской, небывалой разрухи, в лютую стужу по коченеющему городу ходят трамваи. И что военные заводы работают — делают пушки, снаряды, броневики. И что... Ну, словом все! — Он широко раскинул отогретые руки, приподнял их, точно подпирая то, что легло ему на плечи в эту тяжкую пору: — Где-то, за семьдесят верст отсюда, среди болот и лесных чащоб горит в топках паровых котлов торф, и мы сидим здесь хоть и не в тепле, но со светом.

— Что семьдесят верст?! — Кржижановский хотел добавить «Владимир Ильич», но оборвал фразу, так и оставив ее без обращения. — На Франкфуртской выставке девяносто первого года реализована передача электрической энергии на сто семьдесят девять километров. Это было неслыханно. А сейчас уже доказано, что можно передавать на триста, и, в порядке первого приближения, я думаю, на пятьсот!

— Сжигать топливо на месте его добычи! Транспортировать движение, свет, тепло без транспорта в нашем понимании слова! — Ленин мечтательно улыбнулся, сел поудобнее, подпер скулу кулаком: — Да, заманчиво. Я много думал об этом...

Глеб Максимилианович невольно отметил про себя жадный интерес Ильича к окружающей жизни, припомнил, кстати, как недавно, в дни тяжелого одоления Деникина, придя в кабинет к Ленину, застал его за научными книгами о Востоке. Этих увесистых книг было множество: на столе, на полках, на этажерке — и все под рукой, аккуратно подобраны стопами, заложены.

Помедлив, он собрался с мыслями, вздохнул и заговорил:

— Вы, конечно, знаете, еще в девятьсот седьмом году доктор Вольф предсказал, что со временем наряду с «кровеносной» системой железных дорог развитые государства покроются, как. он говорил, «нервно-мускульной» сетью электропередач с «мозговыми» распределительными центрами гигантских районных электростанций. — Глеб Максимилианович внимательно посмотрел на Владимира Ильича. «Не утомил ли? Ведь это мой конек, и я могу говорить об этом без конца, без отдыха, хоть до утра...»

Но Ленин приподнял брови, как бы поторапливая: дальше, дальше. И Кржижановский продолжал:

— Эти фабрики движения, света и тепла — мощные и сверхмощные электрические централи — должны быть связаны между собой, должны производить энергию при наивыгоднейших условиях и отпускать ее столько, сколько потребуется. Такова идея, если хотите, идеал, — может быть, даже пока мечта, техническая мечта... Но для электричества нет невозможного. Электричество знает только один предел: триста тысяч километров в секунду!

— Неплохой предел, — задумчиво произнес Ленин.

— Еще бы! — Кржижановский усмехнулся со значением и, словно задираясь, подправил усы. — Известно, что электрификация промышленности неизбежно влечет революцию самих ее основ: поршневых паровых машин, дающих от силы сто пятьдесят оборотов в минуту. Генератору, вырабатывающему электрический ток, это уже не подходит. И двухсотлетнее царствование поршневых машин, несмотря на бездну технического остроумия, затраченного на их усовершенствование, подрывается. Начало нашего века ознаменовалось появлением паровой турбины.

Глеб Максимилианович говорил увлеченно, говорил о том, что выносил, выстрадал за годы раздумий, выкладывал собеседнику одно неоспоримое достоинство предмета своей страсти за другим. Он боялся только одного: как бы его не перебили.

Его никто не перебивал.

— Ничтожность потерь в электропередачах!.. Экономичность взаимных превращений механической и электрической энергии!.. Возможность раздать ее по проводам кому угодно, чему угодно — доменной печи и чайнику!.. Элементарность пуска и остановки двигателя, ухода за ним!.. Прочность конструкции, дешевизна, относительно малый вес... Такой признанный представитель капиталистического царства машин, как Генри Форд, утверждает, что мы неправильно характеризуем наш век как век машин. «На самом деле, — говорит он, — наш век — век энергии. За спиной машин стоит энергия, в особенности гидроэлектрическая...»

Ленин деликатно кашлянул:

— Вы говорите так, словно я против электричества.

Кржижановский осекся, смутился: действительно, не слишком ли он увлекся? Уж кому-кому, а ему ли не знать, сколько внимания отдал Владимир Ильич революционной роли электричества, сколько он думал об этом.

«Но почему же он так хорошо слушал?»

— Все это очень интересно, очень важно, очень бесспорно, — заключил Ленин, вышел из-за стола и встал рядом. — Но сейчас важнее другое. Иван Иванович Радченко еще в Смольном говорил мне, что топливо у нас под ногами. Повсюду. Так ли это? Достаточно ли у нас торфа?