В Мраморном дворце - [91]

На панихиды приезжало очень много народа. В самой ротонде стояло семейство, а публика стояла рядом, в Греческой зале и на площадке лестницы.

Вынос тела отца из Павловского дворца и перевезение его в Петроград, в Петропавловскую крепость, состоялся на восьмой день по его кончине. Вынос происходил после завтрака, часа в три. Приехали государь, Павел Александрович и Георгий Михайлович. Другие члены семейства встречали тело отца в Петрограде на Царскосельском вокзале, на царской ветке. Государь прошел за гробом по двору дворца и затем уехал в Царское Село. Все же остальные провожали гроб до Павловского вокзала и вместе с ним поехали в Петроград в специальном поезде.

По шоссе, по которому везли в Павловск гроб отца, стояло много народа. Когда мы подходили к вокзалу, оркестр, дававший в зале вокзала концерты, заиграл траурный марш.

Наш поезд подошел в Петрограде к платформе царской ветки, на которой была приготовлена встреча. Государь стоял на платформе вместе с обеими государынями. Они были в креповых черных платьях и Андреевских лентах. Под звуки “Коль славен” гроб вынесли из вагона и поставили на лафет Константиновского артиллерийского училища, в котором отец числился. Ездовыми были юнкера училища. По сторонам гроба шли пажи с факелами.

Императрицы и великие княгини ехали в парадных траурных каретах. Матушка и девятилетняя сестра Вера ехали в одной карете с императрицей Александрой Федоровной. По пути следования печального шествия стояли войска. Иоанчик и я шли по сторонам дяденьки.

На следующий день по перевезении тела отца в Петропавловскую крепость было отпевание и похороны. Гроб стоял высоко под балдахином. Кругом него стояло дежурство. Справа от семейства, рядом с великим князем Георгием Михайловичем, стоял английский посол Бьюкенен, тот самый, который способствовал нашей “великой и бескровной” революции.

Матушка держала себя спокойно и, как всегда, с большим достоинством. Когда медленно закрывали крышку гроба, матушка все ниже и ниже наклонялась, чтобы видеть лицо усопшего до последнего мгновения.

Похоронили отца в новой усыпальнице, там же, где похоронены дедушка и бабушка и моя сестра Наталья. Гроб опустили в очень глубокий и узкий колодец. Слава Богу, камердинер отца Фокин, который был при отце еще с русско-турецкой войны, вспомнил, что отец всегда возил с собой коробочку с землей Стрельны, где он родился. Он принес ее с собой в усыпальницу, и эту землю насыпали на крышку гроба, когда его опустили на место упокоения. На крышке этой металлической коробочки были выгравированы почерком матушки слова Лермонтова: “О родине можно ль не помнить своей?”

Колодец закрыли плитой, такой же, какие были и на других могилах. До похорон отца я не думал, что гробы опускаются в такие глубокие и узкие колодцы. Надгробные плиты сделаны заподлицо с каменным полом. Раньше всех лиц династии хоронили в самом Петропавловском соборе, и над каждой могилой ставились высокие белого мрамора саркофаги с золотым крестом. Можно было стать перед саркофагом на колени, опереться о него и так помолиться. Таким образом, вы чувствовали себя вблизи дорогого вам усопшего. А в усыпальнице дорогие вам усопшие были где-то под ногами. Как к ним подойти и как почувствовать себя вблизи них?

Глава XXXIV. Осень 1915 – зима 1916

Поездка в Крым – Плохие дела на фронте – Николай II принимает на себя пост Верховного главнокомандующего

Осенью 1915 года я решил поехать в Крым, куда уехал доктор Варавка. Он был врачом великого князя Петра Николаевича и жил в его имении Дюльбер, недалеко от Ялты. Варавка нашел мне дачу в Новом Мисхоре, рядом с Алупкой. Найти подходящую дачу на южном берегу Крыма было делом нелегким: дач там было немало, но большинство из них было лишено всякого комфорта.

Я был рад поездке в Крым, потому что перед отъездом в Павловске мне все время нездоровилось. У меня было что-то вроде малярии. В Крыму я быстро поправился. Стояла дивная осень. Ежедневно я ходил гулять пешком вместе с Мишей Долгоруковым, бывшим артистом Петербургского балета. Он был внебрачным сыном князя Сергея Долгорукова, родного брата княгини Юрьевской (морганатической жены Александра II), и балетной артистки Александровой. Поэтому Миша долгое время носил фамилию Александров. Мечтой его жизни было получить фамилию Долгоруков. В 1914 г. государь даровал ему эту фамилию без княжеского титула. У Миши было много юмора и дар изображать разных людей. Лицом же он был очень похож на Петра Великого.

В Дюльбере жила жена моего дяди Петра Николаевича Милица Николаевна со своими детьми Романом и Надеждой.

Погода стояла очень жаркая, и поэтому я надевал теннисный костюм. Офицеры не имели права носить штатское платье, но для спортивных упражнений они могли надевать спортивные костюмы с двуглавым орлом на рубашке.

Новый Мисхор был на границе Алупки, при въезде в которую стоял большой обелиск, на котором было два герба: со стороны Алупки – герб князей Воронцовых, а со стороны Мисхора – герб князей Долгоруких. Мисхор принадлежал Долгоруким.

Конечно, я осматривал мой любимый Алупкинский дворец. Его мне показывал все тот же татарин, у которого были часы с портретом Николая Николаевича Старшего. Я также гулял в Алупкинском парке.