В Москве полночь - [30]

— Там и водка есть, — кивнул на холодильник Убайдулла. — Не заметили?

— Не пьем, — сказал Акопов. — Работа начинается, уважаемый.

После ужина Акопов выставил подчиненных с кухни — на горшок и спать! Заварили по-новому чай.

— Как дела у Степана? — спросил старик.

— Не знаю, — сказал Акопов. — Я в его дела не лезу и на него не работаю. Это чтобы было сразу ясно. У меня другие задачи.

— Неважно, — сказал Убайдулла. — Ты привез от него знак, и это главное. Чем помочь?

— Квартира нужна рядом с Чор-Минор. Желательно, здесь…

Акопов набросал план площади на обрывке газеты и поставил в нужном месте крестик. Старик вгляделся и кивнул:

— Будет квартира. Еще что?

Акопов не сразу ответил — сначала сжег план.

— Два десятка людей.

— Это сложнее. У нас как раз намечается одна серьезная операция за кордоном. Но если очень нужно…

— Очень!

— Договорились.

— Понимаю, уважаемый, — вздохнул Акопов, — что выгляжу в твоих глазах нескромным. И даже наглым… Но мне потребуются подставы — до любой железнодорожной станции за пределами республики.

Убайдулла остро глянул на Акопова, пожевал губами:

— Такой вопрос я один решать не могу. Канал общий. Нужно посоветоваться. Втроем пойдете?

— Поодиночке. Моих ребят надо провести хотя бы до Бухары.

— Хорошо, — с кряхтением поднялся Убайдулла. — Спину что-то ломит. То ли к непогоде, то ли к старости. Истинно сказано: вся книга молодости прочтена, увяла жизни ранняя весна…

— Где птица радости? Увы, не знаю, — подхватил Акопов, — куда умчалась, где теперь она.

— С тобой все ясно, — сказал Убайдулла. — Не надо глотать гласные в конце строфы. Давно из Кабула?

— Не очень… Значит, уважаемый, ты и в гласных разбираешься?

— Лет двадцать назад меня выперли из университета… Не туда гнул линию партии в лекциях. Теперь — ни партии, ни ее линии, а я — вот он.

— Так что мы решим с каналом?

— Решим, — неопределенно повел рукой Убайдулла. — Человека, знающего Хайяма, в обиду не дадим. Отдыхайте.

Юсуп с Назаром давно похрапывали на своих матрасах — суетной выдался день, устали ребята. Акопову не спалось. А тут еще духота проклятая — в собственном поту плавал. Впрочем, не духота, не комки сбившейся ваты под боками изводили его, не такое переживал в богатой биографии. С горечью сказал старик Убайдулла о том, что его выперли из университета. Наверное, был неплохим преподавателем… До сих пор жалеет. Короткое признание Убайдуллы стронуло воспоминания, и теперь не отпускали они, цепляясь одно за другое.

…Доши, небольшой городок в провинции Баглан. Собственно, здесь и начинается дорога на Кабул. А вокруг городка — необыкновенно красивая долина речки Саланг, которая считается самой чистой в Афганистане. Вода знобкая, быстрая, прозрачная. Снегом пахнет. На юге долину реки замыкают черные скалы, а на севере — белые. Это цветовое деление представляется Акопову исполненным глубокого мистического смысла. Именно в черных горах, составляющих хребет Гиндукуша, надо искать базу Мавлюд Шаха. Местные жители зовут этого командира нескольких душманских формирований Гундал — Тарантул.

Отряды Мавлюд Шаха действуют в окрестностях Пули-Хумри и Баглана, а базируются между Андарабадом и Дарайи-Шу, маленькими горными селениями. Акопов уже получил несколько втыков от высокого начальства «за медлительность», с которой отыскивал базу Тарантула.

…Степан — румяный и белокурый верзила, настоящий «шурави» в представлении афганцев, русский. Табельный пистолет в его лапе похож на детский пугач. Но пульки сажает кучно — поясная мишень словно решето сквозит. Выстрелы гулко разносятся в скалах. Мишень стоит у черных камней, а Степан — на речной отмели, метрах в сорока.

— Видал? — спрашивает комбат, довольный как мальчишка. — В батальоне все так стреляют. Теперь скажи, капитан, на хрена мне еще и твои дармоеды?

— Подбрось повыше! — просит Акопов, он же капитан Тевосян, и протягивает Степану круглую гальку величиной со спичечный коробок.

Степан запускает гальку в синее бездонное небо. И пока падает камешек, Акопов успевает из своего пистолета раздробить его в горох — осколки так и брызжут.

— К сожалению, — вздыхает Акопов, — я стреляю хуже всех в команде. Начальство, что поделаешь. Некогда тренироваться.

Комбат сопит, набычив круглую голову с чубчиком. Потом хлопает Акопова промеж лопаток:

— Ладно, Гурген, уел ты меня, уел. Эй, Сарвар, не хочешь пострелять?

На берегу, опустив босые ноги в воду, сидит поручик Сарвар Хан, чернобровый, горбоносый красавец, прикомандированный к батальону в качестве представителя афганской тыловой службы. Он часто мотается по снабженческим делам в Пули-Хумри и Баглан и привозит офицерам Степана презенты из гарнизонных магазинчиков-дуканов — сигареты и югославскую баночную тушенку. Сарвар Хан довольно сносно говорит по-русски и не чурается компании.

— Ну, иди стрельни, крыса тыловая! — кричит Степан.

— К щерту сабачим, — улыбается поручик. — Я ему баюс, твая пистолета.

— Тогда пошли водку пить, — решает Степан.

— Водка мошна, хурошо, — соглашается Сарвар Хан.

Только один Акопов знает, что под личиной афганского поручика скрывается майор Седлецкий, который и руководит операцией по разгрому Мавлюд Шаха. Люди Акопова вместе с батальоном Степана чистят подходы к перевалу Саланг — приближается эвакуация 40-й армии, надо обезопасить дорогу.