В Москве полночь - [28]

— Отбой играют, надо понимать, — сказал Лопатин Седлецкому.

— Отбой… Значит, мне пора уходить.

— Куда? — удивился генерал.

— Закончить одно дельце, — неохотно сказал Седлецкий. — Не ждите, Роман Ильич, отдыхайте. К утру буду.

— Так я и знал, Алексей Дмитриевич, — раздул ноздри Федосеев. — Опять ваши сучьи штучки!

С двумя солдатами, которых Седлецкий отобрал еще днем, они уселись в разгонный джип и помчались в ночь, через мост.

— Потери есть? — спросил Седлецкий.

— Есть, — неохотно ответил один из солдат. — Значит, и нас теперь они начнут доставать. Мне пять месяцев до дембеля…

У памятной лощинки остановились. Над дорогой дважды вспыхнул фонарик.

— Посидите здесь, — сказал Седлецкий солдатам. — Не курите, не гремите. И не спите ради Бога!

Он взял с сидения тяжелый рюкзак и выпрыгнул на дорогу. Тихо, как большая кошка, подошел Мирзоев.

— Сколько у тебя человек? — спросил Седлецкий.

— Четверо. Хватит?

— Вполне. Пойдем…

Ночь была звездной, в самой глухой поре. Шли, пригибаясь, чтобы лучше видеть на фоне бесчисленных звездных скоплений. Какое тут чистое небо, подумал Седлецкий отрешенно. В Москве таких звезд не увидишь… Минули ложбинку, выбрались к реке и пересекли ее наискосок. С террас пахнуло хвоей и мокрой глиной. Шли по берегу, пока Седлецкий не увидел знакомую кривую пихту, черным бесформенным пятном закрывавшую звезды. Поднимались осторожно, ползком, вжимаясь в канавки, промытые дождями.

Издалека долетел шум шагов, обрывки разговора, смех. Не скоро они научатся воевать, подумал Седлецкий, не скоро. Даже головного дозора не пустили… Как же — хозяева гор… Пихта уже тихо поскрипывала над головой.

Людям Мирзоева ничего объяснять не приходилось — сами могли кого угодно научить… Двое с рюкзаками двинулись в темноту, а Седлецкий с оставшимися залег у пихты. Деловито раскладывая под рукой автоматные обоймы и гранаты, Седлецкий отогнал прочь мысли о нарушении жестокого закона Управления: руководитель акции не ходит «на дело» сам. Тут не до правил. Бородатый Наби с отрядом свою роль сыграл, и никто не должен узнать, что он искал на складах дивизии.

Прошло около часа. Успели сместиться звезды над макушкой пихты. Седлецкий почувствовал озноб. То ли от ночной свежести, то ли от волнения.

— Скоро начнет светать, — сказал он Мирзоеву.

— Не беспокойся, — шепнул Мирзоев. — Ребята дело знают.

И словно в подтверждение его слов, гора под ними дрогнула, вздохнула и выпустила столб огня. Горячим ветром ударило в лицо. На несколько мгновений вокруг стало светло. Горизонт в резком свете взрыва словно поплыл — это сдвинулся береговой оползень.

В городок они вернулись, когда на дальних вершинах высветились розовые снежники. Лопатин так и не ложился. Пепельница перед ним ломилась…

Еще через час в сопровождении внушительного конвоя возвращались с Федосеевым в город. Генерал яростно зевал.

— Такие ночи не по мне. Пора, действительно, снимать погоны. Впереди, чувствую, долгая и глупая война.

Проехали ложбинку, с которой теперь Седлецкого связывало столько воспоминаний, и поднялись на взгорок. Отсюда открылась столица крохотной истерзанной республики. Город лежал в зелени садов, и поэтому издали почти незаметны были рубцы выгоревших кварталов.

Низкий густой рев настиг их и покатился над горами. С севера высоко в небе шел косяк транспортов. Пониже вертелись штурмовики, высматривая, должно быть, партизанские зенитные установки. Но земля угрюмо молчала.

— Когда вы умотали, — сказал генерал, глядя вслед армаде, — ну, ночью, не знаю, куда… Звонил замминистра обороны. Президент распорядился перебросить сюда воздушно-десантную дивизию. Она под Краснодаром базировалась. Так что наведем тут порядок, наведем! С чистой совестью могу доложить: задачу выполнил. И без всяких сучьих фокусов. Вы что-то сказали, Алексей Дмитриевич?

— Рад за вас, — сказал Седлецкий, отворачиваясь, чтобы Федосеев не заметил усмешки. — А я, знаете, так без дела и проболтался.

— Ну, отчего же, — похлопал его по плечу генерал. — Меня вот из плена вытащили. Я вас, наверное, за это к медали представлю. Не возражаете?

— Спасибо, — поклонился Седлецкий. — Премного благодарен. Однако, не мало ли? За вас орден не жалко, Роман Ильич!

— Эх, Алексей Дмитриевич, — пожевал губами Федосеев. — Профессор же, а никакого, знаете ли, уважения. Хотя бы к возрасту. Трудно вам в жизни придется, вот увидите.

Точно, трудно, подумал Седлецкий. Особенно, с такими, как ты, Роман Ильич…

15

Мимо площади Чор-Минор они проехали, когда густой терпкий зной уже ощутимо выдавливал влагу из всех пор. Юсуп с Назаром вывернули головы, вглядываясь в предстоящее место работы. Акопов заметил это и добродушно сказал:

— Еще успеете наглядеться. Лучше продемонстрируйте память: как нам отсюда доехать до улицы Карла Маркса?

— Не бери на пушку, водила, — сказал Назар. — Такой улицы в Сурханабаде больше нет. Она называется Искандер-арык.

— За сквериком сверни направо, шеф, — поддержал игру Назар. — Там будет улица Хафизи, ее название не меняли. Доедешь до Комсомольского парка — снова повернешь направо. Там начинается Искандер-арык.

— Молодцы, пять, — сказал Акопов, сворачивая направо.