В море погасли огни - [56]

Из политдонесения я узнал, что ленинградский писатель-маринист Всеволод Вальде в самые тяжелые дни вел в газете островов сатирический отдел «Прямой наводкой». Его стихи и чуть грубоватые юмористические миниатюры вызывали в окопах хохот. А позже, когда стало очень трудно, взял винтовку и ушел к бойцам передовой линии обороны.

Я хорошо знал этого спокойного и немногословного моряка, попыхивающего трубкой. Вместе с ним мы добровольно пришли на флот и отправились в Таллин. При мне его назначили на Даго, и мы распрощались с ним в политуправлении. Жив ли Всеволод? Удалось ли ему перебраться на Ханко? Впрочем, и на Ханко не спасение. Пока держались Эзель, Даго и Осмуссар, все вместе они представляли грозную силу и контролировали вход в Финский залив. Теперь ханковцы остались одни.

После войны стало известно, что для захвата островов Моондзундского архипелага гитлеровцам пришлось собрать солидные силы. Была даже совместно с финнами разработана операция «Северный ветер». Для ее проведения в море вышло двадцать три корабля. Два финских броненосца — «Ильмаринен» и «Вейнемайнен», немецкий минный заградитель «Бруммер», девять сторожевых кораблей, финские ледоколы «Екарху» и «Тармо» и другие вспомогательные суда. Они должны были высадить десант на остров Даго, в районе мыса Ристна, но не дошли до него, потому что в двадцати двух милях юго-западнее Уте броненосец «Ильмаринен» вдруг подорвался на мине.

Получив пробоину в кормовой части, корабль мгновенно опрокинулся и в течение нескольких минут затонул. Спасти удалось только сто тридцать три человека, остальные двести семьдесят человек погибли.

Потрясенные финны, боясь новых потерь, приказали своим кораблям вернуться.

Юрг Майстер об этом походе написал:

«Операция «Северный ветер» была одной из самых бессмысленных, она лишь вызвала потери и усилила в финнах отрицательное отношение к чересчур сложным комбинациям».

Опасаясь, что русская эскадра Балтийского флота попытается помочь гарнизону Даго, а затем — прорваться на запад, гитлеровцы в конце сентября создали свой Балтийский флот под командованием вице-адмирала Цилиакса. В него вошли крупные боевые корабли, такие же как «Тирпиц», «Нюрнберг», «Адмирал Шеер», «Кельн», и эскадренные миноносцы. Но, как известно, морской бой не состоялся.

Прорыв на Ханко

24 октября. Есть приказ Ставки снять наши войска с Ханко, Бьеркского архипелага и всех островов, кроме Лавенсаари, и переправить в Ленинград для концентрации сил. Морской фронт суживается.

К разведывательному походу на Ханко готовятся три быстроходных тральщика и восемь катеров МО. Их загружают снарядами, бензином, табаком, подарками. На каждый тральщик по семьдесят тонн. Сумеют ли они пройти через минные поля?

25 октября. Чудеса творятся на этом свете. Уже не гитлеровцы, а мы пошли в наступление. Наши тральщики и катера участвуют в высадке десанта на левый берег Невы.

На захваченном плацдарме идет непрерывный и ожесточенный бой. Даже линкор «Октябрьская революция» из канала бьет по берегу главным калибром.

Наши катера продолжают подбрасывать войска на левый берег Невы. Потери большие. Гитлеровцам удалось сконцентрировать огонь на этом «пятачке» и отбить наше наступление. Но кровь пролита не зря. Дивизии противника, которые могли быть переброшены под Москву, скованы активными действиями Ленинградского фронта.

28 октября. Наши тральщики, ушедшие на Ханко, вернулись с батальоном автоматчиков. Но командирам досталось, они не выполнили главной задачи: не проверили фарватер тралами.

Как это было, я узнал у военкома БТЩ-118 Ивана Клычкова.

— Наш тральщик был загружен авиационным бензином, поэтому мы шли концевыми, — сказал он. — За ночь добрались до Сескара. День отстояли в укрытии острова, а как только стемнело — пошли дальше.

У Гогланда встретили однотипные тральщики нашего дивизиона «Патрон» и 217-й. Им поручено было проводить нас в самом опасном месте. Так как оба они были без груза, то вышли в голову, чтобы первыми прощупывать путь на минном поле. Это невеселое занятие. Я знаю, что такое ждать удара рогатого дьявола. Слух обострен, нервы напряжены.

Все, даже кому положено отдыхать, в таком переходе стараются быть на верхней палубе, потому что при взрыве из внутренних помещений можешь не выйти. Но так как мы шли концевыми, а на мостике стоять в темноте скучно и холодно, я спустился в каюту погреться и сделать запись в дневник политработы.

Так увлекся писаниной, что не расслышал глухого взрыва и лишь почувствовал, что машина заглохла. В это время за мной прибежал запыхавшийся краснофлотец.

— Капитан-лейтенант, на мостик просят! — сказал он.

Одеваюсь потеплей и поднимаюсь наверх. Командир корабля взволнован.

— Только что впереди подорвался «Патрон», — вполголоса сообщил он. — А мы без хода. Поршень заклинило. Нам нельзя отставать. Подумают, струсили.

Я, не мешкая, — в машинное отделение. Там жарища, механики полуголыми копошатся. Спрашиваю:

— Почему хода нет?

— Перегрев, — отвечает механик. — Шли самым полным… машина раскалилась. Чуть остынет — наладим. Через десять минут пойдем.

Чтобы не сидеть над душой, я поднялся на мостик. Тьма была такой, что мы с командиром ничего не могли разглядеть впереди.