В моих руках - [49]

Проехали!

В ходе гистологического исследования было выявлено, что все три новообразования – идентичные сосудистые саркомы. Я подробно обсудил полученные данные с моим пациентом и его женой и представил его случай на заседании нашей мультидисциплинарной команды. Все видимые поражения были удалены. Стандартная химиотерапия в таких случаях не снижает риск рецидива саркомы. Таким образом, мы решили наблюдать за больным и каждые 3–4 месяца выполнять ему томографию.

Парам-пам-пам. Пациент и его жена, иногда в сопровождении одного или нескольких своих взрослых детей, приезжали на прием каждые 3 месяца. Вся команда больницы с нетерпением ждала их визитов, потому что нам была гарантирована атмосфера Нью-Йорка с громкими и непреклонными мнениями, аргументами, сардоническими комментариями и щедрыми трехбуквенными приправами.

«Ты это мне сейчас?»

Каждый раз, когда я обследовал пациента, тот спрашивал, может ли он быть мне хоть как-нибудь полезен. Больной заверил меня, что, когда я приеду в Нью-Йорк, он обеспечит мне поездки по городу, бронь столика в ресторане и любую другую помощь, которая может мне понадобиться. У него была щедрая душа. В течение почти трех лет мой пациент из Бруклина хорошо себя чувствовал, работал на полную ставку и наслаждался семейной жизнью. Они с женой безмерно благодарили меня при каждом посещении, вспоминая, что его врачи отвели ему 1–2 года. Да, наша жизнь конечна, но все больные заслуживают того, чтобы жить как можно дольше.

К сожалению, рак есть рак, и через месяц после 3-летнего безрецидивного рубежа на снимках пациента была обнаружена опухоль в печени и еще одна в брюшной полости. Мы еще раз обсудили все варианты лечения, включая химиотерапию и хирургическое вмешательство. Мужчина очень хорошо понимал побочные эффекты первого варианта, так как несколько членов его семьи уже лечились от злокачественных опухолей, поэтому он выбрал вторую операцию. Оба новообразования были удалены. К счастью, интраоперационное УЗИ печени не показало других метастазов.

Примечательно, что ангиосаркома никогда не возвращалась. В течение 7 лет на снимках не появлялось никаких новых опухолей. Известно, что саркома часто рецидивирует местно (то есть в области предыдущего хирургического вмешательства), а также метастазирует в печень и легкие. Цитотоксические препараты обычно неэффективны, а наилучший контроль заболевания обеспечивают повторные операции. Мы, хирурги-онкологи, настраиваемся на длительное ведение пациентов с саркомой, операции которым будут выполнять несколько поколений наших стажеров.

К сожалению, через полгода после очередного визита мне позвонила испуганная супруга моего больного из Нью-Йорка. Она сказала, что с его печенью, видимо, что-то не так. Женщина сообщила, что пациент очень слаб и быстро устает в течение последнего месяца. Ночью больной начал обильно потеть, и у него поднимается температура. Его лечащий врач в Нью-Йорке обнаружил в анализе крови заметное нарушение функции печени. Шесть месяцев назад все показатели были в норме. Томография, проведенная в Нью-Йорке, показала странные узелки в печени. На следующий день пара уже летела в Техас. Я просмотрел результаты его обследования. Новые опухоли сильно отличались от предыдущих новообразований. Вокруг крупных сосудов в брюшной полости отмечались увеличенные лимфатические узлы. Также они пальпировались в области шеи и подмышек.

Через 2 дня я удалил несколько лимфатических узлов и отправил их на гистологическое исследование. У пациента развилась неходжкинская лимфома – крайне агрессивный подтип опухоли крови. Я немедленно направил больного к онкогематологам, и они начали агрессивную химиотерапию. Шестимесячный курс оказался достаточно эффективным. У пациента исчезли как увеличенные лимфатические узлы, так и новообразования в печени. Но цена оказалась непомерно высока. Его кожа свисала складками, больной выглядел изможденным и бледным, а движения причиняли ему заметную боль. Но мужчина не сдавался: «Мы сражаемся, Док, мы сражаемся!» Его упорство впечатляло.

В отличие от саркомы, лимфома ушла ненадолго. На снимках вновь появились увеличенные лимфатические узлы, и через 6 месяцев после завершения терапии пациента начали мучать нестерпимые головные боль. Дальнейшие исследования подтвердили, что лимфома распространилась на головной мозг. Следующие несколько месяцев были ужасно тяжелыми как для самого больного и его семьи, так и для всех лечащих врачей. Ему вводили химиотерапию прямо в спинномозговую жидкость, омывающую головной и спинной мозг. У пациента развились судороги. Он был госпитализирован много раз из-за серьезных побочных эффектов, иммуносупрессии и инфекций, связанных с токсической химиотерапией. Мужчина страдал от головных болей, которые не поддавались лечению даже самыми сильными наркотическими средствами. Во время одной из госпитализаций, когда я зашел навестить пациента, он буквально бился головой о стену. Я схватил его и усадил на стул. Со слезами на глазах он объяснил: «Я пытаюсь вырубить себя. Я не могу терпеть эту боль».

Немыслимо. Одна из главнейших задач врачей – это обеспечить пациентам комфорт и качество жизни. Все, что мы предпринимали, чтобы облегчить головные боли пациента, было безуспешным, кроме, по сути, наркоза. Проблема в том, что люди под такой дозой наркотических препаратов перестают дышать. Так раньше умирали от передозировки опиатов. Я безумно уважаю коллег, которые посвящают свою жизнь помощи и лечению пациентов с хронической болью. Они постоянно балансируют на грани между контролем симптомов и передозировкой.