В мгновенье ока - [64]

Трубка погасла. Старик умолк и начал раскачиваться в кресле.

– Как же вы поступили? – спросил посетитель.

– Да никак.

– Что значит «никак»?

– А что я мог поделать? Земля мерзлая. С такой работой и вшестером не совладать. Горячей воды нет. А бедняжка кричала, поди, не один час, покуда я не услыхал, вот и прикинь…

– И вы ничего не предприняли?

– Так уж и ничего! Лопату и ломик в сарай отнес, дверь запер, вернулся в дом, сварил себе шоколаду погорячее, но все равно дрожал как осиновый лист. А ты бы что сделал?

– Да я…

– Долбил бы землю восемь часов, удостоверился, что в гробу – покойница: надорвалась от крика, задохнулась, остыла уже, а тебе еще могилу закапывать и с родственниками объясняться. Так, что ли?

Заезжий паренек не сразу нашелся что ответить. Вокруг голой лампочки, подвешенной на крыльце, пищал комариный рой.

– Теперь ясно, – только и сказал он.

Старик пососал трубку.

– У меня всю ночь слезы текли – от бессилия. – Он открыл глаза и с удивленным видом поглядел перед собой, как будто все это время слушал чужой рассказ.

– Прямо легенда, – протянул парень.

– Богом клянусь, – сказал старик, – чистая правда. Хочешь еще послушать? Видишь большой памятник, с кривым ангелом? Под ним лежит Адам Криспин. Его наследники переругались, получили в суде разрешение да и раскопали могилу – думали, покойный был отравлен. Но ничего такого не определили. Положили его на старое место, да только к тому времени земля с его холмика уже смешалась с другой. Засыпали-то второпях, сгребали землю с близлежащих могил. Теперь на соседний участок взгляни. Видишь, ангел со сломанными крылами? Там лежала Мэри Лу Фиппс. Выкопали ее – опять же по настоянию родственников – и перезахоронили в Иллинойсе. Есть там городок Элгин. А могила так и стояла разверстой – чтоб не соврать – недели три. Никого в нее так и не положили. Земля тем временем смешалась с прочей. Теперь отсчитай оттуда шесть памятников и один к северу: там был Генри Дуглас Джонс. Шестьдесят лет никто о нем не вспоминал, а потом вдруг спохватились. Перенесли его останки к памятнику павшим в Гражданской войне. Могила пустовала аж два месяца – кому охота ложиться в землю после южанина? Наши-то все за северян были, за генерала Гранта72. Так вот, его земля тоже кругом раскидана. Понимаешь теперь, откуда берется эта земля на вывоз?

Парень окинул взглядом кладбищенские пределы:

– Ну ладно, а где все-таки у вас этот бесплатный грунт?

Старик ткнул куда-то черенком трубки; действительно, в той стороне была насыпана куча земли, метра три в поперечнике на метр в высоту: сплошной суглинок и куски дерна – где совсем светлые, где бурые, где охристые.

– Сходи глянь, – предложил старик.

Приезжий медленно подошел к земляному холмику и остановился.

– Да ты ногой пни, – подсказал смотритель. – Проверь.

Парень ткнул землю носком сапога – и побледнел.

– Слышали? – спросил он.

– Чего? – Старик смотрел в другую сторону.

Незнакомец прислушался и покачал головой:

– Нет, ничего.

– Ты не тяни, – поторопил сторож, вытряхивая пепел из трубки. – Сколько будешь брать?

– Еще не решил.

– Лукавишь. Все ты решил, – сказал старик. – Иначе зачем было грузовик подгонять? У меня слух – что у кошки. Ты только тормознул у ворот – я уж все понял. Говори, сколько берешь?

– Даже не знаю, – замялся парень. – У меня задний двор – восемьдесят на сорок футов. Мне бы насыпать пальца на два жирной мульчи. Это сколько?..

– Половина горки, что ли, – прикинул старик. – Да забирай всю, чего уж там. Охотников на нее не много.

– Хотите сказать…

– Куча то растет, то уменьшается, то растет, то уменьшается – с тех пор как Грант взял Ричмонд73, а Шерман74 дошел до моря. Здесь земля еще с Гражданской войны, щепки от гробов, обрывки шелка – еще с той поры, когда Лафайет75 увидел Эдгара Аллана По в почетном карауле76. Здесь остались траурные венки, цветы от десятка тысяч погребений. Клочки писем с соболезнованиями на смерть немецких наемников и парижских канониров, которых никто не стал отправлять морем на родину. В этой земле столько костной муки и перегноя от похоронных причиндалов, что за нее и деньги не грех с тебя запросить. Бери лопату и забирай товар, покуда я тебя самого лопатой не отоварил.

– Не двигайтесь! – Парень предостерегающе поднял руку.

– Мне двигаться некуда, – ответил старик – А больше тут никого не видать.

Маленький грузовичок подкатил прямо к земляной куче, и водитель уже потянулся в кузов за лопатой, но сторож его остановил:

– Нет, погоди.

И тут же пояснил:

– Кладбищенская лопата получше будет. Она к этой земле привычна. Можно сказать, сама копать будет. Возьми-ка вот там.

Морщинистая рука указала на лопату, вогнанную по середину лезвия в темный земляной холмик. Парень пожал плечами, но спорить не стал.

Кладбищенская лопата вынулась из земли с тихим шорохом. С такими же шепотками с нее осыпались комки старого грунта.

Приезжий взялся за дело, и кузов стал быстро наполняться. Старик наблюдал краем глаза.

– Вот я и говорю: это грунт не простой. Война тысяча восемьсот двенадцатого года, Сан-Хуан-Хилл77, Манассас78, Геттисберг79, октябрьская эпидемия инфлюэнцы в тысяча девятьсот восемнадцатом – все оставило здесь могилы: свежие, вскрытые, повторные. Кто только не ложился в эту землю, чтобы обратиться в прах, какие только доблести не смешивались в кучу, чего тут только не скопилось: ржавчина от цинковых гробов и от бронзовых ручек, шнурки без башмаков, волосы длинные, волосы короткие. Видел когда-нибудь, как делают венчик из волос, а потом приклеивают к посмертному портрету? Увековечивают женскую улыбку или этакий потусторонний взгляд, будто покойница заранее знала, что ей больше не жить. Волосы, эполеты – не целые, конечно, а так, крученые нити, – все там лежит, в перегнившей крови.