В мечтах о швейной машинке - [14]

Но всё-таки приглашение семейства Провера было последним, чего я могла ожидать. Наверное, думала я, бедная родственница заболела или куда-нибудь уехала, и они зовут меня сшить пару наволочек или заштопать старую рубашку: как я уже говорила, адвокат, в отличие от жены и дочерей скупой до жадности, так мало заботился о своём внешнем виде, что вечно ходил с обтрёпанными манжетами, над которыми смеялись даже в суде.

Тем не менее, я согласилась – отчасти потому, что в тот момент у меня не было других заказов, но главным образом потому, что сгорала от любопытства: людей со стороны, по крайней мере, тех, кого я знала сама, в этом доме обычно и на порог не пускали. У Провера не было слуг, за исключением Томмазины, деревенской девчонки, которая говорила на чудовищном диалекте, совершенно не зная итальянского, летом ходила босиком, а за те несколько раз, что я встречала её на улице с горой узелков и свёртков, не обменялась со мной и двумя словами. Мы часто задавались вопросом, как она в одиночку занимается всеми домашними делами, включая уборку, стирку, покупки и приготовление пищи. Может, ей помогала бедная родственница? Это объяснило бы необычайную щедрость адвоката, приютившего её в своём доме: опытная кухарка и доверенная горничная за еду, кров и полное отсутствие жалованья. Впрочем, синьорина Джемма редко выходила из дома и, главное, никогда не сплетничала.

А вот мы – швеи, модистки, гладильщицы, прачки, мелкие лавочницы, кумушки из окрестных переулков – без сплетен просто жить не могли (вероятно, у более зажиточных торговцев, да и в аристократических семьях, многие из которых были связаны с Провера родственными узами, дела обстояли точно так же – хотя как знать).

Следуя указаниям галантерейщицы, я подошла к дому адвоката в восемь утра. Дом стоял в самом центре города, на площади Санта-Катерина, напротив церкви: величественный двухэтажный особняк с видом на большой мощёный двор, окружённый высокой стеной, за которую и днём, и ночью можно было попасть с площади лишь через широкие ворота, обычно закрытые, чтобы прохожие не могли заглянуть внутрь.

Но сейчас они, как ни странно, были открыты, поскольку во двор въезжала запряжённая ослом крестьянская телега, и мне не пришлось звонить в колокольчик: я просто вошла вслед за ней. Едва возница привязал скотину к одному торчащих из стены железных колец и принялся выгружать большую корзину артишоков, из дома вышла скромно одетая женщина средних лет, которая, нахмурившись, но не сказав ни слова, сразу же бросилась закрывать тяжёлые створки ворот.

– Не торопитесь так, синьорина Джемма, я сам закрою, – воскликнул крестьянин.

– Это нужно было сделать вовремя, – сурово ответила она. – Не видишь разве: первая же проходящая мимо служанка, у которой хватит наглости сюда заглянуть, немедленно воспользуется твоей оплошностью! – и, уже обращаясь ко мне, качнула головой, указывая на узкую щель, которую оставила в воротах: – Проваливай отсюда, девчонка!

– Я швея, это синьора Провера велела мне прийти, – пробормотала я, скорее удивлённая, чем обиженная: на самом деле мне даже любопытно было всё здесь осмотреть.

– Швея? И где же твоя швейная машинка?

– Не знала, что она понадобится, – хотя машинка и называлась переносной, лёгкой она не была, и я подумала, что ради пары швов и штопки тащить её бессмысленно.

– Ну значит, с завтрашнего дня будешь носить, – сказала мне женщина, в которой я по имени узнала бедную родственницу. – А раз пока руки у тебя свободны, поможешь занести припасы в дом.

В телеге, помимо корзин, стояли ещё мешки и перемётные сумки с овощами, морковью, картошкой, бобами, цикорием, мангольдом и прочей зеленью, которые тот крестьянин привёз из принадлежащего адвокату имения неподалёку от города. Как я позже узнала, телега появлялась два раза в неделю, снабжая семью всем необходимым: именно поэтому служанку Провера так редко видели на улице по пути на рынок или с рынка. Даже мясо – кур, ягнят, козлят – им тоже привозили из деревни. Припасов, доставленных этим утром, хватило бы куда больше, чем на семью из шести человек. «Значит, кормят здесь хорошо», – решила я, но синьорина Джемма вмиг развеяла эту иллюзию. Поняв, что в руках у меня нет ни узелка, ни свёртка, она недовольно поинтересовалась: «Ты разве не захватила с собой обед?»

Я остолбенела: ещё никогда, ни разу со мной не бывало, чтобы, приглашая на заказ в богатый дом, меня не покормили! Ни меня, ни любую другую швею! Мы даже время от времени рассказывали друг другу об особенностях кухни, рецептах, обилии, разнообразии или, наоборот, однообразии блюд той или иной семьи. Но, видимо, в доме Провера этот обычай не соблюдался. А может, они даже не знали о нём, поскольку не имели привычки нанимать работников.

Держа в руках корзину с грушами, которых ещё никогда не попробовала, я поднялась по лестнице, ведущей в жилые помещения, и синьорина Джемма провела меня в кухню. Через приоткрытую дверь я заметила, что собравшаяся в столовой семья как раз заканчивала завтракать: три женщины были одеты в домашние платья, но адвокат уже собирался уходить. В кухне грызла кусок чёрствого хлеба служанка. «Как, ты ещё не закончила? – воскликнула синьорина Джемма, обозвав её каким-то словом на диалекте. – Спустись-ка во двор да задай отрубей курам, а потом наведи чистоту в комнате для шитья, пока мы не приступили к работе».