В землянке словно потемнело.
Семен казался ему каким-то черным с темным лицом, будто и он потемнел тоже.
— Ну? — услышал он опять его голос.
— Дяденька!.. Я его знаю, этого манзу…
Голос у Петьки пресекся…
— Знаю, — повторил он.
Глаза у него широко открылись и остановились на Семене с неопределённым растерянным выражением…
— Знаю, — сказал он еще раз, не отводя глаз от Семена…
Глаза, казалось, стали у него еще больше и заблестели лихорадочным блеском. Красные пятна выступили на щеках.
— Почему знаешь?
Семен встал с койки и остановился против Петьки…
— Я видел его, — зашептал Петька, — видел, ей Богу!..
— Где видел?
— В Харбине…
Казалось, Петьке что-то мешало говорить… Словно клокотало у него что-то в груди и гасило слова, едва они срывались с губ.
— Давно? — спросил Семен.
— Весною.
— Может, он и то хунхуз?
— Не!..
И Петька энергично несколько раз тряхнул отрицательно головой.
— Гм… Не хунхуз?
Семен прямо в упор уставился ему в лицо… Брови у него зашевелились.
— Не хунхуз?
Петька открыл рот, вобрав в себя воздух, словно дышать ему было тяжело, и произнес, опять тряхнув головой:
— Не… шпион…
Потом добавил:
— Японский лазутчик…
— Японец, значит?
— Японец…
— А ты откуда знаешь, что шпион!
— Как не знать… Вы, знаете, дяденька…
Петька схватил Семена за руку.
— Вы знаете… За ним следил один офицер… А он дал ему свою папироску…
Снова голос у него оборвался. Крепко надавил он пальцами на руку Семена.
— Дал покурить… Нате, говорит, хороший табак… Тот покурил и сейчас — хлоп без чувств…
На минуту он умолк, словно устал говорить… Потом так же, как перед тем, тяжело перевел дух и продолжал:
— А сам бежать… Тут ему навстречу один хохол, а он его по горлу бритвой…
Он взглянул на Семена.
— Ведь он цирюльник…
— Ну?
— Прямо бритвой… За городом, видите, говорят было… И куда потом девался, неизвестно…
Петька замолчал.
Молчал и Семен… Потом он спросил:
— А ты-то его где видел?
— С дядей… В Харбине мы были… Свиней дядя продавал и зашел бриться… Потом оказывается, этот самый. Говорят, бумаги после него нашли… Сжег бумаги, да кое-какие остались, не сгорели…
— То-то я гляжу, — заговорил Семен, — гляжу, ружье у него… опять-же с лица будто китаец, а чего-то не хватает… Будто недоделанный… Да…
Глаза у него блеснули холодным блеском.
Он вперил их в Петьку и сказал:
— Нужно его поймать…
Петьке стало как-то и жутко и весело от его взгляда и от его слов…
Сердце у него замерло совершенно так, как замирает сердце, когда катишься с высокой крутой горы, или взлетев на качелях высоко кверху, задержишься там на мгновенье, чтобы со всего размаху ринуться вниз…
Хотелось зажмуриться. Но он взглянул прямо в лицо Семену, и губы его повела улыбка долгая, трепетная… Глаза загорелись…
С Семеном он ничего и никого не боялся.
Семен сказал: «надо его поймать».
Значит, это для него пустое дело.
Лицо у Семена, когда он говорил это, стало как каменное. Ни один мускул не дрогнул…
Он поймает японца.
Он сильный, он ловкий… У него пальцы как железные клещи… Он весь как железный…
— А как поймать, — произнес Семен, захватил ус в пальцы и сунул его в рот. — Да, эта штука…
Несколько волосков завязли у него между зубами; он фукнул на них, отдув губы с одного края, разгладил потом усы, качнул головой из стороны в сторону и повторил опять:
— Н-да… штука…
Петька видел, как он покосился на его карабин…
— Вот что, слушай-ка…
И он мигнул Петьке глазами и кивнул ему головой.
— Слушай, я сейчас вылезу из землянки в окошко и подползу к нему по кустам…
Тут он взял Петьку за пуговицу его пиджака и слегка потянул к себе.
— Чуешь?.. Подползу, а ты…
Он чуть-чуть двинул бровями.
— Ты знаешь, как свистит подкрапивник?
Петька внимательно смотрел ему в лицо. Он кивнул головою и ответил:
— Знаю.
— Так вот… Ты слушай…
Он опять потянул его за пуговицу.
— Как свиснет подкрапивник три раза, это значит, я дополз… Тут ты и стрели… Только гляди не в него… Ни Боже мой… Чтоб только спугнуть. Чуешь?..
Петька не совсем хорошо понимал, для чего он должен спугнуть японца.
Но он ответил:
— Хорошо…
Голос, однако, звучал у него неуверенно, выражение недоумения проскользнуло по лицу и в глазах.
И, вопросительно взглянув на Семена, он произнес все также неуверенно:
— Так, значит, не в него?
— Ни-ни! Мне что нужно?.. Пусть бы он только соскочил с дерева, а уж в кустах я с ним расправлюсь… Понимаешь теперь? В кустах-то он меня не разглядит второпях… Я уж притаюсь, знаю, как…
Семен разом оборвал свою речь… Он словно вспомнил про что-то…
— Разве вот что, — через секунду зашептал он снова, прищурив один глаз, словно прицелился в Петьку, — ты видел, как он приладил ружье?
— Видел.
— Оно у него на сучке… Так ты вот что. Ты трафь прямо в сучок… Собьешь сучок — хорошо, не собьем — не нужно…
И вдруг словно испуг загорелся у него в глазах…
— Петька!..
И сейчас же, подняв руку, он погрозил Петьке пальцем.
— Только гляди у меня, парень, не попади вместо сучка в приклад либо в затвор.
Строгое-строгое стало у него лицо… Даже будто посерело немного…
— Слышь?..
— Ну вот, — сказал Петька.
— Лучше промахнись…
Он подошел к сосенке, поставил ногу на нижний сучок и опять повернулся к Петьке.
— Лучше промахнись… Слышь?.. А то, ну тебя к Богу!..
