Петька притаился в амбразуре окна и ждет.
В руке карабин…
Кругом по-прежнему тихо.
— Неужели промахнусь? — думает он.
Тревожно бьется сердце… Вон он, японец. Теперь ружье его висит неподвижно. Отчетливо виден сучок, на который оно повешено.
Петька на глаз прикидывает расстояние до сучка.
Сколько тут?.. Шагов двадцать, двадцать пять…
Больше не будет…
Ему вспоминается лицо Семена, когда он грозил ему пальцем, и его слово: «лучше промахнись»…
Семен, верно, не хочет, чтобы он испортил японскую винтовку…
А лучше было бы бить по затвору: тогда бы японец уж ничего не сделал бы с Семеном…
В глазах у него начинает рябить…
Рядом с сучком выплывает другой сучок, совершенно такой же…
Он прищуривает глаза, открывает их опять…
Зелень листьев становится вдруг словно ярче…
Резче обозначаются контуры отдельных листиков…
Словно он смотрел сквозь мутное окно с мутными стеклами, а потом сразу открыл окно.
Листья так и блеснули ему в глаза.
Нет, не нужно смотреть так пристально…
Но глаза, помимо воли, останавливаются опять на сучке…
Листья сливаются в одно расплывчатое мутно-зеленое пятно.
Только сучок виден точно черная черточка.
Желтеет что-то посередине сучка. Это — ремень. Вон и пряжка. Заостренный кончик ремня торчит кверху из-под пряжки.
Умышленно сосредоточивает он внимание на ремне ниже сучка.
Но и ремень вдруг неожиданно пропадает из глаз, превращается во что-то бесформенное серо-желтое, что уплывает книзу под сучок, и перед глазами снова сучок.
Тихо, слабо закричал где-то подкрапивник…
В первое мгновение этот крик словно пронесся мимо него. Он остался неподвижен.
Но потом он вздрогнул.
Сердце стукнуло и остановилось… Теперь крик подкрапивника точно прошел его насквозь, в грудь и в сердце.
Ведь это не подкрапивник, это Семен.
Все его внимание ушло в слух, и глаза в эту минуту, казалось потеряли способность видеть. Живая сила, проникавшая зрение, ушла из глаз, перелилась на другое чувство; зрение словно замерло.
Опять закричал подкрапивник…
Он положил карабин на земляной подоконник и прицелился.
Карабин на подоконнике держался как на прицельном станке…
Снова кричит подкрапивник.
«Эх, лучше б уж молчал!..»
Он навел мушку. Твердо стоит мушка, словно застыла. Точно черненькое маленькое пятнышко село прямо на желтый ремень, охватывающий сучок поперёк…
Он нажал на спуск.
Выстрел…
Он слышал, как вслед за выстрелом что-то глухо стукнуло впереди или внизу в кустах.
Клуб дыма медленно расплывался между деревьями в листьях.
В дыму по веткам дуба, где сидел японец мелькало что-то синее, быстро скользя вниз, то скрываясь за стволом дуба, то появляясь опять…
Дым редел с каждой минутой, уходя кверху, словно расползаясь и расплываясь вверх, подтягивалась легкая газовая кисея…
Японец теперь был отчетливо виден.
Торопливо соскакивал он с ветки на ветку, хватаясь руками за верхние ветки, извиваясь между ветками, где они были особенно густы, появляясь то с той, то с другой стороны ствола.
Он был без ружья.
И на ветках ружья тоже нигде не было видно.
Петька не промахнулся.
Японец, наконец, спрыгнул в кусты.
В ту же минуту в кустах мелькнуло что-то большое, темное… На одно мгновенье между веток показалось лицо Семена и сейчас же опять скрылось. Потом кусты зашумели, затрещали ветки… Послышался сдавленный крик.
Из кустов кверху взвилась черная сумка с оборванным ремнем, затем еще какой-то предмет…
Петька знал, что у Семена не было такой сумки…
Значит, Семен повалил японца на землю и обрывает с него его вещи…
Хрипло вдруг прозвучал голос Семена:
— Петька! веревку!.. Ремень у меня висит над кроватью.
Петька спустился в землянку, разыскал ремень и, взобравшись опять к окошку, выскочил через него наружу…
Схватив свой карабин, он побежал с бугра вниз по зарослям…
— Где вы, дядя Семен?
Очутившись в кустах, он сразу потерял направление… Он точно опустился на дно озера… Не было видно ни деревьев, ни бугра… ничего не было видно… Густо зеленела вокруг него частая заросль.
На минуту он потерялся.
— Здесь я! — крикнул Семен, совсем от него недалеко.
Он повернул на голос…
Кусты вдруг зашумели впереди него, раздвинулись, и мимо него, согнувшись и протянув вперед руки, мелькнула фигура в синей кофте…
Фигура сейчас же исчезла, точно нырнула в заросль, на самое дно, в самую её глубину…
Петька остановился неподвижно…
Он слышал, как шумел куст теперь уже позади него и гораздо тише, и глуше.
Он стоял, насторожив слух в ту сторону, откуда доносился до него этот шум, все ослабевающим звуком…
— Дядя Семен! — проговорил он, наконец, тихо. — А дядя Семен!..
Что-то дрогнуло у него в лице. Нижняя губа отвисла. Он мигнул веками и повторил опять трепетным голосом:
— А дядя Семен!..
Шум в кустах позади совсем затих… Только хрустнуло что-то раз или два далеко, смутно и невнятно.
Закусив губу и широко открыв глаза, он стал пробираться вперед между кустами.
Его охватил ужас…
Он чувствовал, как к горлу подкатывают слезы, и все кусал губу…
Смутно различал он сквозь слезы, заволакивавшие глаза, куда он идет…
Что-то зачернелось в кустах впереди него.
Он остановился и закрыл глаза.
Теперь ужас проник его всего… Казалось ему, дыхание у него остановилось. Ужас, пробежавший горячим огнем в душе, точно сжег в себе дыхание…