В лучах прожекторов - [19]

В это время самолеты полка подходили к цели. Забегали по небу лучи прожекторов. От десятков крупнокалиберных пулеметов потянулись разноцветные нити к нашим У-2. По всему фронту перед летчиками встала огненная стена.

Долго наблюдал за этой картиной. Наши маленькие У-2 стали грозной силой. Не случайно враг сосредоточивает против них столько огня!

В середине ночи, когда в четвертый раз летчики подходили к цели, я не выдержал и пошел на КП.

— Товарищ командир! Больше не могу. Прошу разрешить летать! Не могу больше, понимаете, не могу!

Майор Куликов, не поняв моего состояния, резко ответил:

— Сержант Шмелев! Подлечитесь, а сейчас не мешайте! Не до вас!

Такой ответ обидел меня.

Вернувшись с бомбежки, самолеты один за другим подруливали к лесочку, откуда им подмигивали карманными фонариками техники. Каждый рулил на свой огонек. После тысячи чужих огней, трассирующих снарядов, пожарищ за линией фронта эти огоньки были особенно родными. У каждого экипажа был свой условный сигнал, понятный только трем — летчику, штурману и технику. И никто не путался в кромешной тьме, рулил к своему «хозяину».

В густой темноте, поглощавшей предметы и звуки, шла подготовка самолетов к очередному вылету. Напряжение угадывалось лишь по визгу тормозов бензозаправщиков, на скорости подходивших к самолетам, по мелькавшим огонькам фонариков, которыми пользовались оружейники, подвешивая бомбы.

Впервые я оказался в этой обстановке на положении постороннего наблюдателя. Очень было обидно попусту слоняться, когда все заняты делом. Но и сил не хватало уйти в пустое общежитие. У стоянки показался комиссар полка Коротков:

— Товарищ комиссар! обратился я, и спазма сдавила горло: — Я не могу… понимаете… не могу.

— Что с тобой? — удивленно спросил батальонный комиссар.

— Летать хочу. Драться. А командир меня к черту посылает.

— Не волнуйся!

Подошел парторг Жарков. Он всегда ухитрялся появляться в самый нужный момент.

— Что с тобой, Шмелев?

— Да вот, не разрешают летать!

— Погоди немного и ты полетишь, — спокойно сказал Жарков.

— Немного? Товарищ политрук! Нет, я сейчас, сегодня, не могу больше бездельничать! Совесть, понимаете, совесть… не могу!

Жарков обнял меня:

— Успокойся, Николай, успокойся!

— Мне надо сейчас, сегодня! оторвался я от Жаркова.

— Перестань, завтра лететь, а ты нервничаешь!

— Что? Завтра?

— Ну да, мил человек…

Мне хотелось расцеловать нашего парторга. А Жарков улыбнулся и как ни в чем не бывало заговорил о чем-то с комиссаром.

Я поспешил ретироваться: как бы не передумали!..

Весна была дружная. Быстро растаял снег. Разлились реки. Дороги раскисли. Движение автотранспорта почти прекратилось. Траншеи, землянки заливало водой. Запасы боеприпасов и продовольствия у передовых частей подходили к концу. И вот на помощь наземным войскам снова пришел наш У-2. Но теперь не с бомбами, а с колбасой, сухарями, салом, патронами, снарядами.

Большинство экипажей нашего полка стали доставлять грузы на передний край.

Летали днем и ночью. Днем подбрасывали грузы ближе к передовой.

А как только наступала темнота, поднимались в воздух и летели к линии фронта. Увидев условный сигнал из костров, мы снижались до двадцати — тридцати метров и сбрасывали мешки с продовольствием и ящики с боеприпасами. За ночь полк делал три — четыре вылета.

И тут не всегда у нас получалось гладко.

Однажды Иван Данилович Кочетов чуть не сбросил мешки с продовольствием фашистам, которые узнали наши сигналы и выложили костры на одной из полян. Кочетов стал планировать, и, когда был на высоте около ста метров, Алексей Зайцев заметил, что рисунок леса по краю поляны был не таким, как тот, на которую ранее сбрасывали мешки.

— Давай на юг! — громко закричал штурман.

Спокойный и всегда рассудительный Кочетов ответил:

— Зачем? Быстрее бросай, а то поздно будет!

— Не та поляна, внизу немцы!

Услышав, Кочетов дал газ. Фашисты, наблюдавшие за самолетом, поняли, что их хитрость не удалась, и тут же открыли огонь. Кочетов и Зайцев набрали высоту, нашли своих и сбросили им груз. Вскоре они вернулись на аэродром и, смеясь, рассказали обо всем.

Прошла первая военная зима. Подходила к концу весна, первая военная. Мы уже имели за плечами некоторый боевой опыт. Повзрослели. Не раз смотрели смерти в глаза. И именно потому еще острее поняли, что надо еще больше учиться, учиться настойчиво, чтобы в совершенстве знать свое оружие и тактику его применения.

И мы учились, используя для этого все возможности.

Партийная и комсомольская организации нашего полка бросили клич: «Коммунист и комсомолец — мастер своего дела, бьет врага наверняка». Этот лозунг был подсказан боевой жизнью, пламенными сердцами патриотов. Партийная организация многое сделала, чтобы претворить его в жизнь. Проводились беседы с летчиками и штурманами, выпускались боевые листки, стенгазеты. После каждого полета, пока шла подготовка самолета к следующему вылету, летчики анализировали свои действия, делились опытом с товарищами. Командиры проводили разбор. Лучшие примеры боевой работы становились достоянием всего коллектива полка.

Рано утром 22 мая многим нашим летчикам, в том числе и мне, объявили, что нужно вылететь в Крестцы — получить правительственные награды.