В лесах Карелии - [54]
— Нет в этих кронах уже никакой красоты, — лениво возразил Ковалев, пробежав взглядом по макушкам деревьев, — почти все тупые.
— Ну и что ж, что тупые? Посмотри, какие они чистые, зеленые, это их весенними дождями обмыло...
— Рубить их пора, почти все спелые и перестойные.
Парторг с гримасой посмотрел на директора.
— Я тебе про красоту говорю, а ты сразу за топор хватаешься, тебе только бы скорее срубить.
— Почему? — возразил Ковалев. — Я тоже про красоту. Вот посмотри на этот хлыст... — Он похлопал ладонью по стволу стройной, но очень толстой сосны. — Два постава пиловочника первого сорта, строительное бревно и еще на рудстойку останется. А вот, видишь, там стоит? Ну-ка подойдем поближе, посмотрим на нее. — И он потащил Поленова за рукав к могучей, высокой сосне. — Ты посмотри, посмотри на нее, — уговаривал он парторга, обходя сосну кругом и осматривая ее от вершины до комля. — Ах, нет с собой топора, нельзя ее прослушать... Если напенной гнили нет — снизу шестиметровый палубник, потом двойная тюлька шпальника длиной пять сорок, пиловочник шестиметровый и еще сосновый баланс. Кучу денег можно получить от одного хлыста.
— Ты воздухом не думаешь торговать? — печально посмотрев на Ковалева, тихо спросил Поленов.
— Никто не купит, — серьезно ответил директор. — Ты чего на меня так уставился? Вид у тебя такой, словно ты меня жалеешь. Дескать, у этого молодца вместо души в груди — деревяшка. Так, что ли?
— Ты угадал, откуда у тебя такое?
Ковалев подошел к Поленову и взял его под руку.
— Ну-ну, не такая уж у меня дремучая душа, как тебе показалось. Я ведь Пушкина, Лермонтова, Некрасова наизусть знаю, всех русских классиков перечитал, да не раз, с иностранной литературой знаком, все значительные оперы переслушал. Все дело в том, что красота не только в литературе, искусстве, природе. А еще — в больших заводах. В железных дорогах. В гудках речных и океанических пароходов. В моих любимых лесозаготовках. В пшенице, стеной стоящей на бескрайних полях. Дело — это тоже музыка. Понял, парторг?
Поленов молча махнул рукой.
— Ты не машись, Федор Иванович. Чтобы добраться до коммунизма, надо очень много сделать, очень. Бедно мы еще живем. Поработать, дружок, надо.
Зашли к трелевщикам Никулина. Здесь были в основном финны. Работали споро, красиво — приятно было смотреть. Да и место работы сухое, хорошее, расстояние трелевки — короткое. В лесу ни снегу, ни комаров — благодать!
Невдалеке, у небольшого ручья, возилось человек двадцать мужиков во главе с Ховриновым.
— Здорово, Степан Павлович, — обратился к мастеру Ковалев, — что у тебя тут за хоровод у речки?
— Так вот, речушка эта треклятая, — ответил Ховринов, — летом сушь-пересушь, а сейчас, смотри, как расфорсилась. Словно молодуха на чужой свадьбе: так и пляшет, так и вертит хвостом. Не подступиться ни с какого боку. Приходится, Сергей Иванович, в береговые опоры сваи забивать, без этого ничего не выходит.
Несколько свай было уже забито. Мужики кончали делать помост для очередной сваи.
— Ты когда-нибудь свайную бойку видел? — спросил Ковалев Поленова.
— Нет, не приходилось. А что в ней особенного?
— Степан Павлович, — вместо ответа обратился Ковалев к Ховринову, — сваи-то под «Дубинушку» бьете или всухую?
— Подхватить-то, Сергей Иванович, все бы могли, да запевальщика нет. В артелях многие рабатывали, и сваи бить приходилось, а вот артельным никто не бывал. Я попробовал запеть — забраковали. Плохо, говорят, получается, фасону нет.
— А ну, кончай скорее помост! — крикнул директор мужикам. — Попробую под первую залогу запеть... А ты, Федор Иванович, считай удары. Да смотри не пропусти ни одного, спаси тебя бог. Двадцать сосчитаешь, кричи: «Стоп, залога!» Понял?
— Что ты меня инструктируешь, словно я до двадцати считать разучился, — проворчал Поленов. — Иди, вон Ховринов рукой тебе машет.
Ковалев, Ховринов и еще двое мужиков взялись за ручную «бабу», сделанную из здоровенного соснового комля.
Э-э-эх ты, тетенька Наста-асья-а-а,
Да-а-ай прижать тебя на сча-а-астье-е-е!
Все стоявшие на помосте и возле него мужики лихо, в один голос подхватили залихватски-бурлацкую запевку директора:
Э-э-эй, дуби-и-нушка, ухне-е-ем,
Ра-а-аззеленая сама пойде-о-от.
Иде-о-о-от!!!
Сколько раз они ударили по свае — неизвестно. Поленов не считал и никакого «стоп» не крикнул. Остановились, когда окончательно запарились. Директор больше всех. Мужики весело хохотали, потирая руки. Они явно были довольны.
— Залога! — прокричал Ховринов задним числом.
Ковалев подошел к Поленову, оставив рабочих продолжать бойку без него.
— Ты почему, Федор Иванович, не считал ударов? Я же тебя очень просил. Смотри, как все с первой залоги упарились. Это, брат, не дело.
— Понимаешь, Сергей Иванович, я ничего не понял.
Ты какую-то похабщину поешь, эти подхватывают... Чему мужики так обрадовались?
— А ты что, никогда «Дубинушку» не слышал? — спросил у него Ковалев.
— Почему не слышал? Даже пластинку имею, Шаляпина.
— Значит, ты «Дубинушку» не слышал и ничего про нее не знаешь. Ладно, потом, если хочешь, я тебе кое-что про нее расскажу.
Возвращаясь домой, директор рассказал парторгу:
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.