В лесах Карелии - [40]

— А с места как брать будете, вдвоем?

— Нет. Я тяну спереди, а Хеглунд толкать сзади.

— Но ведь это нереально, он гармошку сделает из состава.

— Говорит, не сделает. Он поэтому такой серьезный, не хочет разговаривать. Если ему это удастся...

— Что тогда, Густав Иванович?

— Тогда мы с Вуоринен в хорошую погоду возим триста кубометров за один рейс. Второй рейс только полтораста кубов, светлого времени не хватает формировать воз.

— Выходит, по четыреста пятьдесят кубометров в смену, девятьсот кубов на трактор в сутки? — подсчитал директор.

— Не всегда, не всегда, — возразил Партала. — Только в хорошую погоду. Состав надо тащить без остановка. Иначе на пути один не сдвинуть с места.

— Не справятся на формировке, придется второй трактор ставить.

— Да, — согласился Партала, — работать так, как работает сегодня Хеглунд, человек каждый день не может.

Соскочив с трактора, Ковалев пересказал Уварову и Поленову разговор с трактористом.

— С вами сразу не разберешься, — улыбаясь, заметил секретарь, — то триста кубометров всем леспромхозом возили, то собираетесь девятьсот одним трактором возить.

— Нет, Иван Степанович, не так, — возразил Ковалев. — Девятьсот кубометров на линейный трактор. А на его обслуживании еще два трактора занято. Так что на трактор надо считать по триста кубов.

— И сколько же вы тогда будете на ледянке возить?

— Привезем на нижний склад, Иван Степанович, — сосчитаем. А пока еще курочка в гнезде...

— А мне говорили, что директор расчеты любит...

— Расчеты я люблю и верю в них, — ответил Ковалев, — но опытный состав еще с места не сдвинут. И погода важна. Пойдет снег — все пропало, без остановки не обойтись.

— Стоит ли тогда обедню начинать? — пожал плечами секретарь. — Зимы без снега вроде не бывает.

— Стоит! — уверенно заявил директор. — Впереди март.

Между тем Партала и Хеглунд продолжали колдовать со своим составом. Трактористы медленно его сжимали, а сцепщики внимательно следили за поведением каждого комплекта саней, поправляли дышла и подавали сигналы трактористам красными флажками.

Наконец состав был сжат. Трактористы начали медленно один тянуть, второй — толкать состав сзади. Это надо было делать синхронно, с совершенно одинаковой силой. И — удалось! Состав медленно пошел за трактором.

«Ура! Ура!» — кричали десятки глоток по всему верхнему складу. Сами того не замечая, вместе с другими махали и кричали во все горло секретарь райкома, директор и парторг леспромхоза.

— Вот, товарищи, основа стахановского движения, — восхищенно проговорил Уваров, когда улеглись первые страсти, — новая техника в руках опытных и старательных людей! Вот это да! Треть леспромхозовского плана в одном составе. По поводу съемки фильма никакого вопроса. Снимать надо и людям скорее показывать.

В это время на капоте отцепленного заднего трактора Хеглунд исполнял какой-то танец. Он подпрыгивал, извивался всем своим длинным туловищем, нелепо махал руками. Никто, глядя сейчас на Хеглунда, не стал бы отрицать, что предками шведов тоже были африканцы...

Уваров, Ковалев и Поленов ехали вдоль медленно ползущего состава из восемнадцати саней, доверху груженных бревнами.

Все трое молчали. Никому не хотелось говорить. У мужчин бывает так. В минуту сильного душевного подъема, когда, казалось бы, сами слова просятся наружу, они вдруг замолчат и начнут думать каждый про свое. И молчать они могут подолгу.

Первым прервал молчание секретарь райкома.

— Молодцы эти финны из Канады, здорово работают. Вам повезло, у вас почти треть рабочих такие.

Поленов согласно закивал головой.

— А я не вижу в этом никакого везения, — возразил директор. — Наши русские не хуже их работать умеют, только нашим не хватает...

— Во-первых, ты напрасно делишь их на наших и ваших, — прервал Ковалева Уваров, — от такого дележа великодержавным шовинизмом попахивает, а во-вторых, не будешь же ты отрицать, что лучковую пилу, конные и тракторные деррики, сани «панко-реги» и «юмпари» привезли к нам из Канады эти товарищи?

— И на механизмах они работают лучше других, — вставил Поленов.

— Насчет лучковой пилы вы, Иван Степанович, не правы, — возразил директор. — В Карелии массовое освоение лучковки началось, когда еще и духу канадских финнов здесь не было. А относительно моего великодержавного шовинизма что я могу сказать... Мне просто не хочется быть Иваном, не помнящим родства.

— То есть?

— Я не хочу забывать, что мои предки загнали под лед Чудского озера псов-рыцарей; мои предки разбили на Куликовом поле полчища Мамая, мои предки под Полтавой навсегда отучили шведов браться за оружие; мои предки на Бородинском поле сломали хребет Наполеону, перед которым на коленях ползала вся Европа... А это было посложнее дерриков...

Уваров долгим изучающим взглядом посмотрел на директора, на его плотно сжатые губы, строгие в эту минуту серые глаза и две резкие складки на переносице.

— Ладно, — примирительно произнес он, — давайте не будем больше об этом, иначе заберемся далеко. Скажите-ка лучше мне откровенно, по-партийному, как парторг с директором живут? В одну дудку вы дуете или разноголосица бывает?

— Есть жалоба на директора, Иван Степанович, — заявил Поленов.