В Крыму - [4]

Бойцы знали, что немцы пойдут в контратаку. И каждый до рассвета приготовился встретить врага. Рассвет наступил незаметно. Розовая кромка окаймила небо над морем.

— Если пойдут, то пускай идут скорее, — говорил сержант Гасанов, горячий горец. — Ничего хуже нет, чем ждать.

— Не торопись, — ответил кто-то. — На войне говорят: всегда успеешь туда, где стреляют…

Но немцы не заставили ждать долго. Они пошли. Впереди медленно ползли танки, низкобрюхие, как железные пауки. Они шли, стреляя на ходу.

Гасанов не стерпел. Он пополз навстречу танкам с ловкостью охотника за опасным зверем, сжимая в руке гранату.

Удачный бросок: граната разорвалась под гусеницей головного танка. Он, громыхая, отвернул в сторону и замер. Но башня его повернулась к Гасанову, и в темной щели брони вспыхнули злобные огоньки. Две пули обожгли плечо Гасанова. Он даже не вскрикнул, не пополз назад, а с яростной злобой стиснул зубы и начал карабкаться на бугор — навстречу второму танку. Все следили за ним, поднимаясь над окопами выше и выше, чтобы видеть героя.

Бронебойщики открыли огонь по танкам. Бой закипал.

Гасанов впивался руками в землю. Не было сил ползти дальше. Сержант выждал, когда танк поравнялся с ним, тогда он метнул гранату. Танк остановился, задымил.

…Бойцов уже не было в окопах. Их поднял подвиг Гасанова, их подняла команда. Они пошли на врага, и завязался рукопашный бой, а немецкие танки и артиллерия оказались бессильными. Если они стреляли, то поражали и своих солдат.

…Сержант Цховреба ворвался в немецкий окоп. Он сразил трех немцев из автомата, четвертый вырос перед ним неожиданно, когда в диске автомата не осталось ни одного патрона. Цховреба ударил гитлеровца лопаткой, и тот рухнул замертво.

…Разные характеры у людей — по-разному они дрались. Красноармеец Немериченко — осанистый, неторопливый украинец из числа тех, которые прежде, чем ответить на вопрос, почешут подбородок и подумают. К таким с доверием привязываются молодые бойцы. На этот раз еще на боте к Немериченко подсел молодой боец Черноглазов.

— Операция предстоит сурьезная, — вслух рассуждал Немериченко. — А корабель-то не дюже большой для такого дела… Море беспокойное.

— Насчет кораблей рассуждать, надо же иметь об этом представление! — вмешался моряк. — С этих кораблей в десант высаживаться лучше нет.

— Ну-ну, — сказал Немериченко.

— Что ну-ну! Это же мотоботы, которые в Новороссийске прошли проверку!

— Так это я и говорю, ясное дело, — согласился добродушно Немериченко и подумал, что действительно без проверки на таких кораблях в десант бы не послали. — Корабль маленький — цель неприметная. Оно и лучше…

Вместе с Черноглазовым он высадился на берег и побежал к дому. Там суетились немцы. Кто-то, ругаясь, пытался зажечь свет. Бесполезно чиркала зажигалка. Немериченко бросил в окно гранату и сказал Черноглазову:

— Еще одну подай-ка там.

Черноглазое протянул гранату.

— Запал вставил?

Черноглазов кивнул головой. Из окна по тьме хлыстнули пули. В домике глухо простучал немецкий автомат. Но Немериченко расчетливо пригнулся и бросил в окно вторую гранату.

Только один немец выскочил на порог и тут же упал, словно спотыкнулся: Черноглазов срезал его короткой очередью.

— Автомат-то поставь на одиночную, патроны надо беречь, — наставительно сказал Немериченко…

Вскоре бойцы сидели на дне глубокой немецкой траншеи.

— Эх, табачок-то совсем отсырел!

— Кто просмотрел, у того и отсырел, — пошутил Немериченко. — Я гадаю, что курец ты плохой, если у тебя в десанте для табаку не нашлось сухого места.

Он вынул из вещевого мешка тугой кисет, завернутый в плащпалатку, свернул «козью ножку» и задымил.

— У кого тоска настоящая, угощайся.

К кисету потянулся добрый десяток рук…

Не успели бойцы докурить, — кто-то сообщил: «Танки!»

— Быстрее, — крикнул Немериченко. — Вон в том блиндаже зажигалки немецкие… Пошукай!

«Зажигалками» он называл немецкие термитные гранаты, похожие на большие лимоны. Черноглазов принес две «зажигалки». Немериченко взял их, уложил возле себя поудобнее и стал ждать.

Один танк подошел совсем близко. Немериченко швырнул гранату под его гусеницы и крикнул:

— А теперь зажигалку!

Тяжелый «лимон» цокнулся о броню, рассыпав по ней веселые синие огоньки, будто танк облили горящим спиртом. Скоро танк превратился в факел…

В пекле боя от сопки к сопке кочевали со своими длинными ружьями бронебойщики, все чуть грузноватые, чем-то неуловимым похожие друг на друга. Один из них обладал чудесной фамилией — Счастливый.

Немцы бросили на десантников три тяжелых танка. Казалось, бронебойщики не смогут бороться с ними. Но Счастливый меткими пулями заклинил башни всем трем танкам, и они не в силах были повернуть своих башен ни вправо, ни влево.

— Мать честная! — не выдержал кто-то. — Да ведь верно, что ты счастливый!

— Это не он, — ответил другой боец, — а мы, пожалуй счастливые, что он с нами оказался!

Люди дрались по-разному. В одной цепи они дополняли друг друга орлиной отвагой и неторопливым расчетом.

— И все — большие мастера бить немцев, — закончил капитан Мирошник рассказ о своих бойцах.

Была поздняя ночь в Тамани, когда я вышел из домика где лежал капитан Мирошник. Вскоре я нашел его имя в Указе Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза за форсирование Керченского пролива.