В Крыму - [12]

…У Георгия Малидовского на фронте погибло два брата. Он говорил, что должен сражаться за них, и так он сражался — настоящий русский артиллерист — твердый, как гранит, поразительно бесстрашный потомок бородинских пушкарей, которые не оставляли пушек и били врага даже тогда, когда он хватался за стволы.

Такой бой выдержал Малидовский на Керченском полуострове с немецкими танками.

Пушки его взвода стояли на небольшой, израненной снарядами высоте. Заботливо окопали расчеты свои орудия — эти маленькие полковые пушки, которые потом с любовью называли «десантниками». Их надо было беречь.

Может быть, сейчас не найдешь этой высоты среди других. Тогда немецкие танки полезли на нее, потому что немцы хотели смять первые наши пушки, не успевавшие остывать от стрельбы.

Пехоты не было впереди орудий Малидовского.

Немцы сосредоточили на них весь огонь своей артиллерии, снаряды рвали землю. Малидовский приказал:

— Не стрелять!

Бойцы смотрели: почему не стрелять? Ведь танки уже близко. Нет, он упрямо ждал — пусть они подойдут еще ближе.

— Теперь только не робеть, — сказал он наводчикам. — Команды исполняйте спокойно, чтобы наверняка бить!

Танки подошли на двести метров. Малидовский повысил! голос:

— Огонь!

Оба орудия заговорили. Загорелось два немецких танка. Но пушки выдали себя, и немецкие снаряды стали еще чаще рваться возле самых орудий. В расчетах ранило бойцов. Малидовский крикнул наводчику Винникову, чтобы тот сам выбирал, в какой танк бить удобнее, и кинулся ко второй пушке. Винников поджег третий танк, затем сделал пробоину в башне четвертого.

В таком бою некогда говорить. Винников только бросил взгляд в строну старшего сержанта. И показалось, что глаза его грели весело и команды раздавались звонче: старший сержант одобрял наводчика.

Немецкие танки не прорвались к высоте. В короткую передышку раненых укрыли в ровики, перевязали. Они теперь начали стонать — раны пекли.

А пока шла схватка, бойцы молчали! И все поняли — это потому, что они хотели, чтобы тем, кто остался у пушек, было легче сражаться.

Малидовский распределил боеприпасы. Наводчик Винников спросил:

— Наверно, еще пойдут немцы, товарищ старший сержант?

— Не то, что наверно, а обязательно, — ответил Малидовский. — А ты что говоришь так громко, прямо кричишь?

Винников улыбнулся виновато:

— Это так… Видно, оглушило малость.

— Надо до конца устоять, — сказал Малидовский.

— Так ведь это ясно, товарищ старший сержант, — ответили бойцы. Они знали: с таким командиром устоят.

Мне хочется сказать, что в этом бою победила не только доблесть. Огонь по немецким танкам был убийственно точным. Это — высокое мастерство. У Малидовского сохранился потертый листок с наивными рисунками высоты и курчавых кустиков, и домика, что был впереди, и железнодорожного полотна. К рисункам протянуты стрелки, мелкие цифры написаны возле них. Это — карточка противотанкового огня, составленная Малидовским. Это — нити смертельной сетки, в которую попались немецкие танки.

Танки пошли еще раз. Но немцы ничего не добились, только два новых факела обагрили сумерки. После боя настала необычная тишина.

— Фрицы никак не могут понять, — удивленно сказал Винников, что зря лезут.

Командир орудия Макагон ответил с укоризной:

— Нашел у кого искать понятия…

К высоте подкатил юркий «Виллис», перегруженный ящиками со снарядами.

— Чей? — удивился Малидовский. Шофер подмигнул:

— Командира дивизии!

Генерал был на этом берегу. Его машина, одна из первых на Керченском полуострове, возила снаряды на батареи прямо с борта катера. Генерал продолжал наступление, не давая закрепляться немцам, которые лихорадочно опоясывали наш плацдарм траншеями и колючей проволокой.

Командир полка подъехал к позициям, пожал руку Малидовскому и сказал, с гордостью глядя в уставшее лицо артиллериста:

— Молодец, Малидовский!

Малидовский прищурил глаза, улыбнулся:

— Как же, товарищ командир полка, немцы хотели нас в море, а мы сами хотим их — туда же.

И вышло так. Пушки Малидовского добивали немцев на мысе Херсонес, с которого были выброшены в Черное море остатки немцев из Крыма.

* * *

…Последние часы на Керченском берегу в дни этой первой своей поездки я провел в блиндаже командира полка гвардии полковника Героя Советского Союза Петра Георгиевича Поветкина. На его столе лежала пачка писем. Он перебирал их, придвинув к себе коптилку, и с грустью говорил:

— Этого нет… Вот письмо Марунченко. Погиб при высадке. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Нет и Михайличенко…

Лунной ночью катер вез меня через пролив к Большой Земле.

На борту закричали:

— Человек в море!

Это был труп. Кверху лицом, раскинув руки, он покачивался на волнах.

Кто он? Может быть, наш безымянный герой, бессмертная слава которого влита сейчас в обелиски памятников на освобожденной крымской земле? Или это немец, получивший то, что должен был получить во имя справедливости. Пришел он незванным из проклятой Германии, пришел убийцей и вором. И качается на волнах его труп, размоет его вода, растащут рыбы, и не останется следа.

Катер скользнул вдоль трупа и резко отвернул. Кто-то крикнул:

— Немец!

НА «КРЫМСКОМ ПЯТАЧКЕ»