В координатах мифа - [7]

Пьяный двор качался разбитой лодкой.

– Мама, сколько нужно тебе сказать!

Сохранить тебя – до последней пяди!

…А потом… моя неживая тень

наступала на ноги тем, кто сзади —

в похоронный хмурый осенний день.

Только боль – по горло, тоска – по пояс

да в пустынном небе – никчемный свет.

Так чего-то ждешь, опоздав на поезд,

и ненужный держишь в руке билет…

…И опять рождается по привычке

новый март, готовый пуститься вскачь.

Акварельно, ветрено и синично!

Несомненно, время – хороший врач.

Но со мной – мои «болевые точки».

И как нерв искрящий – моя звезда,

невзначай застрявшая в междустрочье.

И «кривая» вывезла не туда.

И до боли ясно – не быть Поэтом

(что ни слово – рублено топором)…

– Только, мама… где же твои заветы?

Где-то там – у вечности под ребром?

Ты прости, во мне тебя слишком мало,

я хочу не сбыться, а просто – быть.

Не смогу я жить по твоим лекалам,

не сверну с дороги своей судьбы.

Я – чужой Вселенной слепой осколок,

потерявший веру в благую весть.

Если Бог безмолвствует, как онколог,

как-то глупо спрашивать: «Шансы есть?»…

«Незачет»

…В этот двор вернуться – в свое начало.

Во дворе – пернатая чехарда.

Мой бумажный кораблик приплыл к причалу;

на борту написано «НЕ БЕДА».

Ерунда написана – не «ПОБЕДА».

Поделом мне, в общем-то, поделом!

…А кому-то мама кричит: «Обедать!»

– Все такой же двор. И такой же дом —

неизменно-желтый, пятиэтажный.

Из окна открытого – чей-то взгляд…

это мой ровесник – такой вчерашний

и бесстрашный как… тридцать лет назад.

У моих ровесников все достойно.

Наступает срок собирать плоды…

Отчего ж не завидно и не больно?

– Совершенно искренне – «до звезды»!

И в пустых карманах ветрам не тесно,

но судьба-зануда опять ворчит —

говорит, такие, как я – не к месту.

Посылает к черту на куличи.

Говорит, что каши со мной не сваришь,

что и бесу не надо такой родни! —

Я, как волк тамбовский – плохой товарищ.

Тут и спорить не о чем. Извини.—

И слова в висках – как удары гонга.

И опять за пазухой – ни шиша.

И помятым шариком для пинг-понга

под подошвой жизни хрустит душа.

И опять до ужаса неохота колошматить

рифмами наугад

ветряные мельницы Дон Кихота —

те, что машут крыльями и… летят…

И от этого вряд ли найдется средство.

Не по всякой шкуре судьбы клеймо.

…Хорошо сидеть на скамейке детства,

где такое вкусное «Эскимо»,

все, что всуе сказано, забывая.

Да и то, что было, теперь не в счет.

Вот и все. Бывает же так… бывает.

«Незачет» по жизни мне… Не-за-чет.

«Висс бус лаби» [2]

Моему другу

Инге Д.

…А лучшего вовеки не найдешь ты; пусть этим никого

не удивишь. Гуляет кот (не тот, который «ешкин»)

по Городу (который – не Париж.) Свобода? – Ну…

какая, блин, Свобода! Здесь проросли друг в друга

на века, хоть не сказать, что – братские – народы,

но слышащие оба языка.

«Гудят» соседи. Ванька бросил Янке, все «точки»

расставляя кулаком: «На кой мне в Риге – НАТО-вские

танки?! И Запад окаянный мне – на кой?!» —

И не расслышать, что ответил Янка… – а надо ли?

– Рассеялся туман… и, верь-не верь, они поют…

«Смуглянку»… и тут же —

«Кур ту тэци, гайлит манс»[3]…

Стучит в висках рассеянное время. Идут часы,

отмеривая пульс. Пусть нет войны не знавших

поколений, но… все равно – на всех не хватит пуль.

…как страшно убегать от сновидений. Вот форточка

открытая дрожит. Вот кот урчит. Вот грудь сосет

младенец. Здесь каждый вдох и выдох – это жизнь.

Ты слышишь? – Море стонет в трубах ржавых…

а Город бьется рыбой на мели.

Молюсь, чтоб никакие «сверхдержавы»

его не сдули – перышком – с земли…

Храни, судьба! Не будь со мной в разладе!…сегодня —

без особенных причин – сказал мне старый

дворник: «Висс бус ла́би!» и залучился нитями

морщин. Кипит весна живым подкожным соком,

распахивает душу сквозняком.

…И я иду в «прекрасное далеко» – с китайским

камуфляжным рюкзаком.

Дымы отечеств

Все мимолетно и непоправимо.

Лохмотьями – на шпилях– облака.

Отечество клокочет едким дымом

в прокуренной груди товарняка.

В ознобе Город; каждый перекресток

вздыхает: «Лишь бы не было войны!»…

– А помнишь? —

мы в безумных девяностых

взрослели на развалинах Страны…

Наш мир, давно потерянный, не рухнет.

Нам – по большому счету – все равно,

когда и с кем на тех же самых кухнях

пить то же полугорькое вино. —

За то… чтобы у стен отсохли уши,

чтоб слово закипело, как слеза…

а Бог молчит, с прищуром глядя в души —

в который раз не знает, что сказать. —

Возьмет– по паре – всех (как при Потопе),

чтоб каждый удивлялся, что – живой,

пока по угасающей Европе

гуляет призрак Третьей мировой…

и мимо проплывают чьи-то лица —

глаза в глаза – сплошной «лицеворот».

…но будет перевернута страница.

…И Стрелочник часы переведет.

…А время… —

ни черта оно не лечит! —

«Мгновения… как пули у виска»…

– Давай покурим, все «дымы отечеств»

бесстыдно выдыхая в облака…

Солнцем – на синем…

…Впереди – колокольно-ржаная Россия.

Купола – по глазам! – Так пронзительно-ясно.

(Все казалось мне писаным солнцем – на синем…

оказалось: все писано гарью – на красном…)

Если плачешь, к стволу припадая – береза;

чтоб повеситься – больше подходит осина. На

заблеванной скатерти – пьяные слезы. «Да какого ты

ляда рыдаешь по сыну? – Ведь вернулся. Уже восемь

месяцев – дома. Цел-здоров. Нет работы? —

Найдется халтура!» (Объяснять им, что значит —