В координатах мифа - [8]

с «чеченским синдромом» – все равно что

доказывать: пуля – не дура.) Нет, не дура. У пули —

другая натура…

Делу – время. Страна продается «по таксе». На

элитной Рублевке – своя «субкультура». На странице

истории – жирная клякса. На воде, значит – вилами:

«равному – равный»? – Прокричать бы навзрыд:

«За Державу обидно!» – Все казалось мне писанным

ложью на правде, а подложная правда казалась

постыдной…

От себя убегая, дрожишь на перроне.

И душа умирает, себе же – чужая.

Тут не то что слезы – и плевка не обронишь!..

«Посошок». Без закуски.

– Меня уважаешь?!

…Бездорожье, бурьяны, кресты на погостах,

все быстрее мелькая, проносятся мимо.

Время смыло оттенки лихих девяностых…

и российское знамя взлетело над Крымом.

…Но хлыстом по спине ветер смерти – с Донбасса.

– Сохрани пацанов! Не пускай их из дома! —

Чтоб дожди не стонали над «пушечным мясом»!

…И повсюду – раскаты весеннего грома.

Пусть мужик перекрестится (…грянет – не грянет?)

От разбитого тракта до неба – Россия…

Я стою на коленях, а в горьком тумане —

купола, купола… —

золотые. На синем.

Шурави [4]

Моим друзьям, прошедшим Афганскую войну, посвящается.

На посту – караульный. В горах – засада.

И трассируют пули. И ночь светла.

Спит вповалку взвод (наконец – прохлада),

но не спит в Кабуле Наджибулла.

В офицерском блоке бренчит гитара…

– Ты, браток, до дембеля продержись! —

А потом – в Ташкент, и домой – в Самару.

Под горой – арык. За арыком – жизнь.

…В кишлаках меняют гашиш на мясо,

ткут ковры, рожают, растят бачат…

Но кровавым заревом опоясан —

за хребтом разбитым – Джелалабад.

А с утра – жара. На зубах горячей сладковатой

пылью скрипит Афган.

– Здесь война, солдат. На войне не плачут.

Отгорюешь после. Терпи, братан!

…Стал осколком памяти для кого-то,

упорхнувший облаком с этих гор,

рядовой 4-й саперной роты.

(Потому что первым идет сапер.)

Здесь одна война, и одна дорога —

вдоль ущелья. «Духи» смелей и злей

оттого, что профиль чужого Бога

отпечатан пламенем на скале.

…А в «зеленке», в утренней дымной сини —

бородатый снайпер. В прицеле – жизнь.

Но парнишке кажется: там —

Россия разметала косы шуршащей ржи…

и уже как будто дрожит над пашней —

соловьиной зыбью – афганский жар.

Шурави светло… и почти не страшно…

но вздыхает эхо: «Аллах акбар!»

– Спи, Бача́[5]! – в неполные девятнадцать.

Пусть стакан наполненный будет пуст. —

Третий тост. Измученный Ан-12

принимает свой неподъемный груз

и летит домой, где опять о чести говорят с трибун,

где гремит оркестр…

– Как живешь ты, Родина, с грузом 200?

Как ты тащишь цинковый этот крест?

Четверть века кто-то, хрипя от боли,

видит сны, проросшие на крови.

И, пронзая душу, над голым полем

острым клином тянутся… шурави.

И колотят годы в плечо, с отдачей.

На плите гранитной горит свеча.

– Третий тост, братан. Шурави не плачут.

Отгорюешь после. Терпи, Бача.

Постновогоднее

Зимний город – осколок чужого наследства —

прижигает лицо, как пчелиный укус,

и хрустит на зубах карамелькой из детства. —

Хорошо… – на не слишком взыскательный вкус.

Хорошо… – потому что рукой – до Парижа.

Над Монмартром – луна. И вино – дотемна.

Кто сказал, что далекая Родина – ближе? —

«…был ли мальчик?»

(ну, в смысле – была ли Страна?)

…Отболеть-отгореть-улететь в «несознанку» —

все нормально, все средства давно хороши.

Ты, как Маугли, прячущий волчью изнанку —

в камуфляже глухой человечьей души.

Да куда ж – от себя? Доживай иноверцем,

догорая костром на чужом берегу.

Продолжайся – ожогом на чьем-нибудь сердце,

беглой строчкой, пунктиром лыжни на снегу…

Белый город мятежные мысли хоронит.

И уже однозначно – тебе не родня —

пассажиры на гулком метельном перроне.

И… да здравствует Родина!..

Пусть… – без меня.

Театр Карабаса Ольга Челюканова. г. Москва

Об авторе:

Родилась в Приморье.

Окончила Литинститут имени А. М. Горького.

Член Союза писателей России.

Живет в Москве.

© Челюканова Ольга, 2016

Карточный домик

1

Из атласных, презнакомых, новых,

К сожалению, – «игральных», карт,

Дом стоял… Но на каких основах?

Промолчат и Ньютон, и Декарт.

Выстроен – из всей колоды разом!

Двухэтажный. Виден – далеко…

Справа – превосходная терраса.

Слева – замечательный балкон!

Где стоял тот домик – неизвестно…

Может, близко? Очень может быть…

А вокруг – цветы! Столпились тесно…

Как бы их названий не забыть!

Короли в том доме мирно жили

И друг другу говорили «Вы»,

Потому что короли носили

Сразу две красивых головы.

Жили там четыре чудо-Дамы…

И хоть были четырех мастей,

Никогда не вспыхивали драмы

И не ждали горестных вестей.

Танцевали в разноцветных залах,

Приглашали в гости добрых фей…

Никогда не делали скандалов,

Потому что были эти Дамы

Раза в два обычных дам умней!

Им служили вольные Валеты.

Охраняли. Пили славный эль.

Не было напраслин и наветов,

Даже не слыхали про «дуэль».

Жили там два брата-близнеца.

Джокеры – шуты и менестрели.

О! Они шутили без конца!

И играли гаммы на свирели…

Вечерами голубыми, длинными,

Братья запасались мандолинами

И тогда – откладывали гаммы

И аккомпанировали Дамам.

Боже мой, как пели Дамы эти!..

Слаженней квартета нет на свете.

Звучное контральто Дамы Треф…

И Бубновой ласковый напев…

Медленно над домом появлялось

Лунное подобие часов…

Дверь сама надежно запиралась

На воображаемый засов.

Шла колдунья-Ночь воздушным шагом…